Если бы у него были силы убить, он бы заставил Эди подняться наверх. Эди выглядела перепуганной и как никогда уродливой. Кожа блестела там, где корка экземы треснула и начала сочиться; ее хныканье заглушала лента. Деревянная палка плотнее прижалась к горлу, и лицо у нее побагровело.
– Ложись на пол, черт тебя дери! Я ее убью, сукин ты сын, мне по хрену.
Сохраняй спокойствие, убеждал себя Эрик. Узник помирает с голоду, он напуган, к тому же ранен, ну сколько у него может быть сил? Если будет драка – победа за мной. Думай .
– Проблема в том, Кийт, что, как только я лягу, тебя уже ничто не остановит, и ты нас убьешь.
– Я ее прямо сейчас убью, если ты не ляжешь.
– Успокойся, Кийт. Ты ее задушишь.
– То‑то и оно, придушу, на хрен. – Слова грубые и жесткие, но по лицу узника текут слезы, он так всхлипывает, что это мешает ему говорить. Странная реакция, подумал Эрик. Нервы? Жалость к себе? Но, каким бы ни было эмоциональное состояние заключенного, деревянный брусок неумолимо впивается Эди в горло. Ох, заключенный, какую же ты делаешь ошибку, из‑за этого ты умрешь очень неприятной смертью.
– У тебя в переднем кармане нож. Я вижу ручку. Медленно вынь его и брось сюда.
Эрик сделал, что ему было сказано: вынул нож вместе с чехлом и швырнул его мимо узника, туда, где тот не сможет до него дотянуться.
– Теперь ложись на пол, сволочь. – Эрик медлил, и узник стал визжать: «Мигом!», – снова и снова, пока Эрик не начал неторопливо опускаться.
Сзади с ремня свешивался тяжелый ломик. Но если он кинет его в пленника, то зацепит Эди.
– Я ложусь, Кийт. Никому не делай больно, идет? Уже ложусь.
Он стал медленно наклоняться.
Дальнейшее произошло в одно мгновение. Эрик тянет руку назад, за ломом. Кийт издает дикий вопль и виснет на горле у Эди, пытаясь ею прикрыться. Но Эрик метит не в узника, а в Эди.
Железный прут мощно бьет ее по голове, сбоку. Ноги у нее подгибаются, и она валится на пол. Узник, пошатнувшись, разжимает хватку. Бросается к двери, но Эрик уже подхватил ломик и теперь держит его за конец. Пленник и полпути не пробежал, когда в него с чудовищной силой попал лом, сзади, в шею, как раз под черепом, и он рухнул, как бык на бойне.
51
У Троя был записан адрес: Пратт‑стрит, восток, 675. Сейчас они ехали туда, не включая сирены. По радио обещали метель, но оттепель пока держалась, и в крышу машины молотил дождь. «Дворники» визгливо скрипели по ветровому стеклу. Кардинал уже вызвал подкрепление, но, когда они добрались до угла Пратт и Макферсон, никаких машин в поле зрения не было.
– Не знала, что за пятисотым номером есть еще какие‑то, – сказала Делорм. За пятисотым домом Пратт‑стрит пересекала железная дорога Онтарио – Север, а дальше улица уже не была заасфальтирована; жалкие домишки вдали прятались за россыпями камней.
В приемнике послышался треск атмосферных разрядов, и машину заполнил голос Мэри Флауэр.
– Подкрепления придется подождать. На эстакаде застрял тягач, движение на две мили блокировано.
– Вас понял, – ответил Кардинал в микрофон. – Что компьютер выдал на Эрика Фрейзера?
– Пусто. По Эрику Фрейзеру – полный ноль. Пусто.
– Это меня не удивляет, – проговорил Кардинал. – Трой сказал – ему не больше двадцати семи – двадцати восьми.
– По национальной базе – тоже ничего, – сообщила Флауэр. – Чист как стеклышко.
– А база по малолетним? Вот где его можно найти, если он вообще есть в картотеке.
– Минутку. По малолетним – уже делаем. – Они слышали, как Флауэр кричит на кого‑то, призывая по возможности принести ей распечатку раньше Рождества. |