Сердце его сильно билось. Эти подробности,
как будто бы не имевшие никакого значения, для него, обладавшего в этом
таинственном деле как бы двойным зрением, были полны огромного интереса.
Между тем наступила темнота, и оба молодых человека, не зажигая света,
беседовали в комнате Жуаеза.
Усталый после дороги, озабоченный странными событиями, о которых ему
только что сообщили, не имея сил бороться с теми чувствами, которые они
ему внушали, граф повалился на кровать брата и машинально устремил взгляд
в темноту.
- Значит, павильон принца там? - спросил дю Бушаж, указывая пальцем
туда, откуда, по всей видимости, появился неизвестный.
- Видите огонек, мерцающий среди листвы?
- Ну?
- Там столовая.
- А, - вскричал Анри, - он снова появился.
- Да, он, несомненно, идет в теплицы к своему товарищу. Вы слышите?
- Что?
- Звук поворачиваемого в замке ключа.
- Странно, - сказал дю Бушаж, - во всем атом нет ничего необычного и,
однако же...
- Однако вас дрожь пробирает, верно?
- Да, - сказал граф, - а это что такое?
Послышался звук, напоминавший звон колокола.
- Это сигнал к ужину для свиты принца. Пойдемте с нами ужинать, граф.
- Нет, спасибо, сейчас мне ничего не нужно, а если проголодаюсь, то
позову кого-нибудь.
- Не дожидайтесь этого, присоединяйтесь к нашей компании.
- Нет, невозможно.
- Почему?
- Его королевское высочество почта что приказал мне распорядиться,
чтобы ужин мне приносили сюда. Но вы идите, не задерживайтесь из-за меня.
- Спасибо, граф, доброй ночи. Следите хорошенько за нашим призраком.
- О, можете на меня в этом отношении положиться. Разве что, - добавил
Анри, опасаясь, не выдал ли он себя, - разве что сон меня одолеет. Это
более вероятно да, на мой взгляд, и более разумно, чем подстерегать тени
каких-то шпионов.
- Разумеется, - засмеялся офицер.
И он распрощался с дю Бушажем.
Едва только он вышел из библиотеки, как Анри устремился в сад.
- О, - шептал он, - это Реми! Это Реми! Я узнал бы его и во мраке
преисподней.
И молодой человек, чувствуя, что колени у него дрожат, прижал влажные
ладони к своему горячему лбу.
- Боже мой, - сказал он себе, - а может быть, это просто галлюцинации
моего несчастного больного мозга, может быть, мне суждено и во сне и
наяву, и днем и ночью беспрестанно видеть два эти образа, проложивших
такую темную борозду на всей моей жизни? И правда, - продолжал он, словно
чувствуя потребность убеждать самого себя, - зачем бы Реми находиться
здесь, в замке, у герцога Анжуйского? Что ему тут делать? Какая связь
может быть у герцога Анжуйского с Реми? И наконец, как он мог покинуть
Диану, с которой никогда не расстается? Нет, это не он!
Но в следующий же миг какая-то внутренняя убежденность, глубокая,
инстинктивная, возобладала над сомнением:
- Это он! Это он! - в отчаянии прошептал Анри, прислонившись к стене,
чтобы не упасть. |