Герцог приоткрыл глаза и рот, но в глазах уже не было искры взгляда, из
гортани не поднимался голос.
Екатерина, мрачная и безмолвная, вышла из комнаты, сделав обоим слугам
знак следовать за нею, так, чтобы они ни с кем не успели обмолвиться хоть
одним словом.
Она отвела их в другой павильон и села, не спуская с них глаз.
- Монсеньер герцог Анжуйский был отравлен во время ужина. Вы подавали
ужин?
При этих словах ее смертельная бледность покрыла лица стариков.
- Пусть нас пытают, пусть нас убьют, но пусть нас не обвиняют в этом!
- Вы болваны. Неужели вы думаете, что, если бы я вас подозревала, все
это уже не было бы сделано? Я хорошо знаю, что не вы умертвили вашего
господина. Но его убили другие, и я должна разыскать убийц. Кто заходил в
павильон?
- Какой-то плохо одетый старик: вот уже два дня, как монсеньер принимал
его у себя.
- А... женщина?
- Мы ее не видели... О какой женщине изволит говорить ваше величество?
- Сюда приходила женщина, она сделала букет...
Слуги переглянулись так простодушно, что с одного взгляда Екатерина
признала их невиновность.
- Привести ко мне губернатора города и коменданта замка.
Оба лакея бросились к дверям.
- Постойте! - сказала Екатерина, и они тотчас же замерли на пороге как
вкопанные. - То, о чем я вам только что сказала, знаете только я и вы. Я
об этом никому больше не скажу. Если кто-нибудь другой узнает, то только
от вас. В тот же день вы оба умрете. Теперь ступайте.
Губернатора и коменданта Екатерина расспросила не столь откровенно. Она
сказала им, что от некоторых лиц герцог узнал плохую новость, которая
произвела на него очень тяжелое впечатление, что тут-то и кроется причина
его болезни и что, снова расспросив этих лиц, герцог, наверно, оправится.
Губернатор и комендант велели обыскать весь город, весь парк,
окрестности, но никто не мог сказать, куда девались Реми и Диана.
Лишь Анри знал тайну, но можно было не опасаться, что он ее кому-нибудь
откроет.
В течение дня ужасная новость распространилась в городе и в области
Шато-Тьерри. Случай с герцогом каждый объяснял в зависимости от своего
характера в склонностей, то выдумывая невероятные подробности, то,
напротив, преуменьшая событие.
Но никто, кроме Екатерины и дю Бушажа, не понимал, что герцог - человек
обреченный.
Злосчастный принц не издал ни звука, не пришел в себя. Вернее будет
сказать, - он не подавал никаких признаков, что сознает окружающее.
Король, больше всего на свете опасавшийся каких бы то ни было тягостных
впечатлений, охотно вернулся бы в Париж. Но королева-мать воспротивилась
его отъезду, и двор принужден был оставаться в замке.
Появилась целая толпа врачей. Один лишь Мирон разгадал причину болезни
и понял, насколько тяжело положение. Но он был слишком хороший царедворец,
чтобы не утаить правду, особенно после того, как взглянул на Екатерину и
встретил ее ответный взгляд.
Все кругом расспрашивали его, и он отвечал, что монсеньер герцог
Анжуйский, несомненно, пережил большие неприятности и испытал тяжелый
удар. |