– А по почкам не помешает, для надежности и в воспитательных целях,- уперся Травник.

    – Там сам разберется, а наше дело какое?

    – Сторона? – предположил фармацевт-самоучка.

    – Нет! Нам нужно найти, куда он подвиг свершать пойдет.

    – А может, пускай наведается в Фендомские чащобы, атамана разбойников тамошних разок-другой пристукнет? Тому не привыкать.

    – Молод еще.- Это про меня.- Атамана необходимо убить изысканно, я бы сказал, изящно… здесь дело для мэтров, а не для начинающих.

    – Мы могли бы присоветовать… Как красивее, значится…

    – Нет! Не дорос он еще – атамана Семецкого убивать.

    – Ну, может, разочек, один-единственный? – просительно заглянул в глаза Добрыни Травник.- Пусть не убить, так хоть подранить?

    – Нет!!! – в третий раз ответил отказом былинный богатырь.- И не гневи меня, старик!

    Переводя взгляд с одного на другого, я силился одновременно проделать три действия. Во-первых, сохранить равновесие. Уж больно мать-земля русская под моими ногами неспокойной стала. Да и солнышко полуденное головушку припекает нещадно. Во-вторых, понять, почему они спорят – не хочу я никого убивать. И, в-третьих, что стало наиболее актуальным в последнее время, удержать рвущееся наружу содержимое желудка. Выпитому давеча зелью стало скучно в темноте и духоте, и теперь оно все настойчивее просится на волю.

    Выполню-ка я его желание.

    – И как же тогда ему подвиг совершить?! – переходя на крик, взмахнул бородой Травник.- Как?!

    Бросившись к ближайшим кустам, я услышал за спиной изумленный возглас богатыря:

    – Куда это он?

    Нырнув в заросли терна, острые коготки которого без особых нежностей прошлись по моему лицу, я выполнил волю моего желудка.

    – Вай! – воскликнуло что-то косматое и выхватило длинный кривой нож. Солнечный луч скользнул по гладкой поверхности и, породив солнечного зайчика, устремился дальше.

    Все еще содрогаясь от прокатывающихся по телу спазмов, я перехватил направленный мне в сердце клинок и слегка крутанул кисть державшей его руки. Что-то хрустнуло, раздался крик. Нож упал на землю, зарывшись в ворох прелой листвы. Все это вышло автоматически, так сказать без отрыва от основного производства. Утерев рот, я вытащил из кустов повизгивающего несостоявшегося убийцу и, ухватив его за шиворот, понес знакомиться с Добрыней и Травником. Судя по доносившемуся до моего слуха скулежу, помощь последнего могла понадобиться в самое ближайшее время.

    – Что это? – спросил Травник.

    – В кустах нашел,- пояснил я.

    Брезгливо сморщившись при виде нерукотворного подобия винегрета, налипшего на остроконечную меховую шапку и стеганый ватник, Добрыня изрек:

    – Лазутчика изловил. Сейчас дознание проведем.

    – У него, кажется, рука сломана. Нечаянно,- поспешил уточнить я, опасаясь возмущений общественности касательно зверского обращения с военнопленным, несоответствующего требованиям Женевской Конвенции.

    – Неси в избу, лечить буду,- распорядился Травник, засучивая рукава.

    И у меня отлегло от сердца – теперь-то жаловаться некому будет.