Он отвел взгляд от дороги и посмотрел на меня:

– А ты откуда знаешь?

– Я разговаривал с ней сегодня днем. Ты знаешь, где она живет?

– Нет.

– Но ты хотя бы знаешь, что она живет в Осло?

– Да мне плевать, где она живет! Она из моей жизни пропала бог знает когда!

– Так, может, тебе интересно узнать, что она мне рассказала?

– Ну? И что?

– Она вернулась домой в тот день, в семьдесят четвертом году, когда все уже произошло. Ты стоял в прихожей будто парализованный. И она подумала, что…

– Ну? И на кого она подумала? За кого приняла срок?

– За тебя.

– За меня?! – Он часто заморгал. – Я не могу в это поверить!

– Ну уж не за Терье Хаммерстена.

– И сколько она отсидела?

– А тебе никто об этом так и не рассказал?

– Нет!

– Ко времени событий в Аньедалене она была уже на свободе.

Он в бешенстве заскрежетал зубами, мне показалось, что у него сейчас раскрошатся зубы.

– Ах так!

– А ты по‑прежнему утверждаешь, что тогда в Аньедалене это был не ты?

– Да я же об этом твердил все эти годы! Но никто мне так и не поверил.

– Я поверил. Но достаточных доказательств найти было невозможно. Вот если бы ты не дотрагивался до ружья!

– Я должен был защищаться! Я же знал, кого во всем обвинят…

Я бросил на него взгляд. Он сидел, глядя прямо перед собой, такой крупный, тяжелый и большой, но все равно я узнал в нем того несчастного подростка, с которым когда‑то разговаривал в офисе ленсмана в Фёрде. Однако сейчас появилось в нем и кое‑что пугающее – скрытая ярость, которую я заметил в его взгляде еще на парковке возле стадиона "Уллеволь".

Я снова переключил внимание на дорогу и заговорил:

– Хочу спросить тебя кое о чем, Ян Эгиль. Почему ты так злишься на меня? На меня, человека, который все время пытался…

– И ты еще спрашиваешь! – перебил он. – Да вы с Сесилией были для меня как мать с отцом! Лучшим временем в моей жизни были те полгода, которые я провел с вами. Почему, ты думаешь, я именно тебя вызвал тогда в Суннфьорд, когда залег в Трудалене, а меня обложил ленсман со своей сворой? А ты помнишь, что ты мне обещал? "Ничего не бойся", – сказал ты. И еще про то, что наручников на меня не наденут. Но первое, что сделали легавые, когда ты привел меня к ним, – бросились на меня и нацепили "браслеты", я даже ссать в них ходил! Ты предал меня, Варг, ты и все остальные. А ты ведешь себя так, будто был мне настоящим другом. И поэтому ты – самая большая сволочь из всех!

– Но… я же никогда не верил, что это сделал ты, Ян Эгиль!

– Да? – почти прорычал он. – Тогда какого ж хрена я десять лет в Уллерсмо оттрубил? Можешь мне это объяснить, Варг? Ты же такой умный у нас!

– Нет, не могу, Ян Эгиль. Это трагедия, такая трагедия, что черта с два я слова‑то подобрать смогу.

Мы приближались к Окерну. Он показал пальцем на восток:

– Давай съезжай! Вон в ту сторону.

Я так и сделал. В то же время я внимательно следил за дорогой в зеркало заднего вида. Вдруг меня как током ударило: "Это он?… За две‑три машины от нас… Тот же большой черный автомобиль, что шел за мной с самой улицы доктора Холмса?"

Я прибавил газу. Машины продолжали идти за нами, и ни одна не попыталась нас обогнать.

– На следующем перекрестке – направо.

Я так и сделал. Остальные поехали дальше вдоль района Восточный Акер, и только черный автомобиль отправился вслед за нами.