И Творимир покорно кивнул…
Ему всучили грязный пакет, в который была навалена небольшая кучка того приторного серого кушанья, которое давали и на пире–разлучителе. Также он получил стакан с настойкой.
Некоторое время он двигался в согнутом, унылом потоке, а когда это осточертело – метнулся в первый подвернувшийся подъезд. И он не удивился, когда обнаружилось, что это ЕГО подъезд. Он встретил соседа, буркнул «да» на какой–то вопрос, и поскорее юркнул в свою комнатушку.
Проглотил гадкую серую еду, запил настойкой…
Уже пьяный стоял у окна. Несмотря на сильнейшую усталость, понимал, что не сможет заснуть. И он стоял и смотрел, через мутное окно, через иные мутные окна на то, что происходило в комнатках на другой стороне улицы.
В большей части этих однообразных, маленьких комнатушек мерцал муторный свет. Как и накануне, там прохаживались, говорили, или лежали, или стояли. Некоторые проводили такое же одинокое существование как и Творимир. У некоторых, напротив, были большие семьи, у них царил сущий ад – как крысы понабились в узких стенах и что–то там голосили.
И тут Творимир увидел девушку. Сразу узнал ЕЕ. Ее комнатка теснилась двумя этажами выше. Девушка стояла у окна, и глядела на Творимира. Но тут же отошла…
Творимир ждал, что она перебежит улицу, постучится в его двери. Он готов был хоть целую ночь ее слушать, и, быстро прохаживаясь от стены к стене, приговаривал:
– Ну, вот теперь, во все поверю! Потому что запутался, и ничего–ничего не понимаю!..
Он даже распахнул дверь, и глядел на мрачную лестницу. Невыносимо медленно тянулись минуты, а ее все не было. Тогда выскочил на улицу, бросился к ее подъезду – дверь оказалась запертой.
Рядом затемнились фигуры:
– Так. Опять вы. Немедленно вернитесь к себе.
– Да, да… – пробормотал Творимир, и метнулся обратно в свою комнатушку.
Вновь он стоял у окна – глядел в ЕЕ окно. А окно уже было закрыто занавесями. Вот потух муторный свет. Творимир все не отходил от окна – ждал, что она подойдет. Прождал до утра – она так и не подошла.
И вот утро. Пронзительный тонкий свист резанул в воздухе. В свисте были слова:
– Все подымайтесь. Пора на работу.
И сразу началось движенье. Ноги ступали над головою, на лестнице. Унылые толпы выплескивались на улицу. Творимира похлопали по плечу:
– Собирайтесь. Пора на работу.
Он резко обернулся – как и накануне, никого там не было.
Он вновь бредет в серой толпе. Вот у выдалбливаемого подъезда. В его руки впихнули кувалду…
Сумерки. Измученный, взмокший, он выслушал ругань широкоплечего, сам огрызнулся, получил пакет с серой едой, стакан с настойкой и поплелся… Потом случайно ввалился в некий подъезд, и, конечно – это оказался его подъезд.
Уже у окна. Вот она подошла – глядела куда–то, но не на него. Он замахал ей руками, даже закричал. Ее уже нет… Вскоре потух муторный свет. Шатаясь от усталости, Творимир одним глотком поглотил настойку, и тут навалился сон…
Разбужен был звоном. Поплелся на долбление. Вернулся вечером. Вновь стоял у окна. В этот раз она вообще не подошла к окну…
На душе Творимира была боль. Он шептал:
– Оказался здесь совсем один. Точнее – есть она. Но она не хочет со мной общаться. Не обращает на меня внимания. Но почему? Ведь я жду ее. Мне больно…
Ответа не было. И до рассвета, борясь с бредовым сном, он провел у окна. Но она так и не подошла…
И на следующий день он делал тоже, что и накануне. Также истомился. Слушал брань широкоплечего, и сам орал на него.
Вернулся – вновь стоял у окна и ждал. Она подошла на пару минут – затем нырнула назад, и это уже на всю ночь. |