Он рысью подбежал к навесу и замер. Вокруг головы спящей женщины появились какие-то белые нити, наподобие паутины. Они начинались от щёк и постепенно покрывали её целиком. От старых нитей отделялись новые, полностью закрывая голову, формируя нечто, похожее на маску. Вокруг навеса порхали мотыльки.

Лис сделал несколько шагов назад, принюхиваясь. Ему не понравилась эта белая штука, она была, определенно, живая, и, определенно, отличалась от всех живых существ, виданных лисом ранее. Даже с большого расстояния эта белая штука сильно пахла. То была смесь запахов крови и плоти, разума и голода и чего-то такого, очень глубокого, самой глубокой лисьей норы. Но, что же спало на такой глубине? Совершенно точно, не лиса.

Он заскулил, развернулся и засеменил на запад. Позади послышалось движение — кто-то приближался — и лис перешел на бег.

После того, как Фрэнк усыпил кошку судьи Сильвера и завернул её в махровую потертую тряпку, он проехал несколько кварталов к дому № 51 по Смит лейн, за который продолжал платить ипотеку, но в котором сам после развода не жил. Там проживала Элейн и их двенадцатилетняя дочь.

Когда-то, два пересмотра бюджета назад, Элейн трудилась соцработником, но, теперь, она устроилась на полставки в Гудвилле, и добровольно помогала на паре пунктов раздачи еды и в центре планирования семьи в Мейлоке. С одной стороны, им не нужно было искать сиделку. После окончания занятий в школе, Нана болталась в Гудвилле рядом с матерью. С другой стороны, они, кажется, теряли дом.

Фрэнка эта ситуация тревожила сильнее, чем Элейн. Её, казалось, она вообще не волновала. Она, конечно, всё отрицала, но Фрэнк подозревал, что она хочет использовать продажу дома, как предлог для переезда к сестре в Пенсильванию. Если случится, именно так, у Фрэнка будет, в лучшем случае пара выходных в месяц.

За исключением дней посещения, он старался избегать этого места. Но даже в такие дни, он предпочитал, чтобы Элейн сама привозила Нану к нему. Ещё свежи были воспоминания о доме: чувство того, что с ним поступили нечестно, ощущение поражения, перед глазами стояла дыра от кулака в стене на кухне. Фрэнку казалось, что его всю жизнь обманывали, а лучшая его часть навсегда осталась в доме № 51 по Смит лейн — невысоком домишке, на почтовом ящике которого его дочь нарисовала уточку.

Однако мысли о зеленом «Мерседесе» заставили его притормозить.

Припарковавшись у бордюра, он заметил Нану, рисовавшую мелом на асфальте. Обычно этим занимались дети помладше, но у Наны был настоящий талант к рисованию. В прошлом учебном году она заняла второе место в конкурсе оформления книжных закладок, устроенном местной библиотекой. Нана, тогда, стилизовала книги под стаю летящих сквозь облака птиц. Фрэнк поместил этот рисунок в рамку и повесил у себя в офисе. Очень завораживающее зрелище — сразу представляешь стаю книг, пролетающую через голову маленькой девочки.

Она сидела, скрестив ноги, вокруг были разбросаны мелки самых разных цветов. Помимо дара рисовать, у Наны, также, был дар создавать вокруг себя комфортную обстановку. Она медленно двигалась, задумчивое дитя. Это было у неё, скорее, от Фрэнка, чем от матери, которая всегда была проста и прямолинейна.

Он высунулся из окна машины, слегка приоткрыв дверь.

— Привет, Ясноглазка. Подойди-ка, сюда.

Она подняла голову и посмотрела на него.

— Папа?

— Утром был я, да, — ответил он, стараясь не улыбаться. — Подойди, пожалуйста.

— Прямо сейчас? — спросила она, опуская глаза обратно на рисунок.

— Да. Сейчас, — Фрэнк глубоко вздохнул.

Он не стал поступать, как говорила Элейн, «неправильно», едва отъехав от судьи.