Он не стал поступать, как говорила Элейн, «неправильно», едва отъехав от судьи. Эл под этими словами подразумевала, что он терял терпение. Терял он его, на самом деле, редко, что бы там она ни думала. Сегодня, по крайней мере, поначалу он был спокоен. Но затем, когда он сделал первые шаги по лужайке судьи Сильвера, что-то щёлкнуло, будто кто-то спустил невидимый курок. Что-то случилось. Как в тот раз с Элейн, когда он наорал на неё после встречи родительского комитета и пробил кулаком стену на кухне. Нана, тогда, в слезах убежала наверх, не понимая, что, порой, люди бьют предметы, чтобы не бить других людей. Или, в той истории с Фритцем Мешаумом, когда он, действительно, нужно признать, вышел из себя. Но Мешаум это заслужил. Так, по мнению Фрэнка, нужно поступать со всеми, кто издевался над животными.

«На месте кошки могла оказаться моя дочь», — без конца повторял он про себя эту мысль, идя по лужайке. И, вдруг, бах! Будто время пути к грузовику кто-то взял и вырезал. Потому что, внезапно, он пришел в себя в грузовике, едущим к дому на Смит, но вспомнить, как в него забирался, он не мог. От мысли, что кошка могла оказаться его дочерью, его ладони вспотели, а лицо покраснело. Эта мысль трансформировалась в некое подобие надписи на экране монитора:

Ошибкаошибкаошибкаошибкаошибка

Нана аккуратно убрала кусок фиолетового мела в коробку между оранжевым и зеленым. Она поднялась на ноги, несколько секунд отряхивала зад желтых в цветочек шортов и сосредоточенно оттирала от мела пальца.

— Милая, — позвал Фрэнк, стараясь не кричать. Потому что, смотрите, она же на проезжей части, где любой козел на модной тачке мог её запросто сбить!

Нана сделала несколько шагов и снова остановилась, недовольно разглядывая пальцы.

— Нана! — Фрэнк сильнее высунулся из окна. Он сильно ударил по пассажирскому сидению. — Сюда иди!

Девочка вздернула голову, будто кто-то пробудил её ото сна сильным хлопком в ладоши. Нана подошла к машине и, когда она попыталась открыть дверь, Фрэнк ухватил её за рубашку и потянул на себя.

— Эй! Ты мне рубашку растянешь! — выкрикнула девочка.

— Не переживай, — ответил Фрэнк. — Твоя рубашка тут ни при чём. А, что при чём, я тебе скажу. Кто водит зеленый «Мерседес»? Где его дом?

— Что? — Нана ухватилась за его руку, державшую её за рубашку. — Ты о чём? Ты мне рубашку порвешь.

— Ты оглохла? Забудь, нахуй, рубашку! — он, тут же пожалел о сказанном, но всё же был рад, что она переключила внимание с рубашки на него. Нана моргнула и вздохнула.

— Ну, вот, раз уж ты пришла в себя, давай разберемся. Ты рассказывала про парня, которому ты газеты возила, у него есть зеленый «Мерседес». Как его зовут? Где он живет?

— Не помню. Прости, папа, — Нана прикусила нижнюю губу. — Там, возле дома стоит большой флаг. И стена есть. На Брайар. На вершине холма.

— Ладно, — Фрэнк отпустил её.

Нана не пошевелилась.

— Ты, что разозлился?

— Нет, милая, не разозлился, — ответил Фрэнк. Когда она ничего не сказала, добавил: — Ну, ладно, немного. Но, не на тебя.

Она не смотрела на него, а продолжала тереть свои пальцы. Он любил её, она была самым важным в его жизни, но, иногда вела себя так, будто не до конца верно оценивала реальность.

— Спасибо, — лицо раскраснелось, тело покрылось липким холодным потом. — Спасибо, Ясноглазка.

— Не за что, — ответила Нана. Она сделала шаг назад, звук касания подошвой гравия на обочине показался Фрэнку необычайно громким.

Фрэнк выпрямился в водительском кресле.