В 11:50 двое краснорубашечников — активисток — разложили на столе бутерброды, лимонад и чашки с шоколадным пудингом. Ровно в полдень раздался сигнал. Джанет закрутила ножку стула и отошла от станка. Полдюжины заключенных последовали её примеру. Сигнал стих. Однако это был не единственный звук в этом жарком помещении. Вовсю работал промышленный пылесос, которым Ри Демпстер убирала древесную стружку между станками и стенами.

— Выключай! — крикнул Тиг Мёрфи. Он работал тут недавно. Как и все новички, он был неуверен в себе. — Время обеда. Ты оглохла? Сигнала не слышишь?

— Офицер, я, просто, хотела… — начала Ри.

— Вырубай, я сказал!

— Есть, офицер.

Ри выключила пылесос и наступившая тишина придала Джанет чувство успокоения. У неё болели руки, от вони лака болела голова. Ей хотелось вернуться в камеру, где лежал аспирин, одобренный по «зеленому» медицинскому коду, но позволялось только 12 таблеток в месяц. Она проглотит аспирин и ляжет спать, пока в 6 часов не закроются двери камер.

— Построились. Руки поднять, — выкрикнул офицер Мёрфи. — Выстроились. Руки поднять! Показываем своё барахло, дамочки.

Все построились. Ри, на мгновение, оказавшись рядом с Джанет, прошептала:

— Офицер Мёрфи немного толстоват, нет?

— Вероятно, ел торт с Мишель Обамой, — ответила Джанет и Ри хохотнула.

Они разложили перед собой рабочий инструмент: шлифовальные машинки, отвёртки, дрели, стамески. Джанет подумала, дозволялось ли заключенным-мужчинам работать со столь опасным инструментом. Особенно, с отвертками. Отверткой убить очень легко. Именно это напоминала боль в её голове — проворачивающуюся отвертку. Наматывающую на себя живую плоть.

— Ну, поедим al fresco, дамочки? — когда-то офицер Мёрфи работал школьным учителем, но бюджет сократили и его уволили. — Это означает…

— Снаружи, — пробормотала Джанет. — Это означает, обед на свежем воздухе.

Мёрфи посмотрел на неё.

— У нас тут отличница, — прозвучало угрожающе, но Мёрфи улыбнулся.

Инструменты были проверены и собраны в ящики. Затем, все подошли к столу, разобрали бутерброды и чашки и замерли в ожидании приказа Мёрфи.

— Все наружу, дамочки. Захватите мне ветчины с сыром.

— Сейчас, дорогуша, — тихо пробормотала Ангелочек Фитцрой. Мёрфи бросил на неё настороженный взгляд, та ответила, совершенно, невинным выражением лица. Джанет даже стало его чуточку жаль. Только на жалость еды не купить, как говаривала её мать. Она дала Мёрфи три месяца. Максимум.

Женщины вышли из здания, расселись на траве, облокотившись на бетонную стену.

— Что у тебя? — спросила Ри.

Джанет посмотрела на бутерброд.

— Курица.

— У меня тунец. Поменяемся?

Джанет не было дела до содержимого её бутерброда, поэтому она, с лёгкостью, согласилась. Она заставила себя поесть, считая, что еда поможет прийти в себя. Она попила горьковатый лимонад, а когда Ри принесла шоколадный пудинг, отрицательно помотала головой. Шоколад только усиливал мигрень, если она его поест, то будет вынуждена пойти в лазарет просить золмитриптан, который выписать мог только доктор Норкросс. Говорили, что санитары сегодня не вышли на работу.

Кто-то разрисовал ведущую в административное здание бетонную дорожку «классиками». Несколько женщин поднялись на ноги, взяли в руки по камушку и принялись играть, повторяя заученные ещё в детстве стишки. Джанет подумала, забавно, что, порой, пряталось в памяти заключенных.