|
Как не в этом? Да ведь с ним было противно разговаривать. ВИТЕК. Простите, я не могу с вами согласиться. Дантон... и вдруг такие слова! Этак в истории не останется ничего великого. ЭМИЛИЯ. Ничего великого и не было. ВИТЕК. Что? ЭМИЛИЯ. Ровно ничего великого. Я-то знаю. ВИТЕК. Но Дантон... ЭМИЛИЯ. Не угодно ли? Этот человек вздумал со мной спорить! ПРУС. Это с его стороны невежливо. ЭМИЛИЯ. Нет, глупо. ГРЕГОР. Может, позвать еще нескольких человек, чтобы вы им тоже наговорили грубостей? ЭМИЛИЯ. Не надо, сами придут. Прибегут на четвереньках. КРИСТИНА. Уйдем отсюда, Янек. ЭМИЛИЯ. (зевает). Это пара влюбленных? Ну, как? Уже познали райское блаженство? ВИТЕК. Виноват? ЭМИЛИЯ. Ну, обладали они уже друг другом? ВИТЕК. О, господи! Что вы! ЭМИЛИЯ. Да что ж тут особенного? Разве вы им этого не желаете? ВИТЕК. Криста, ведь этого не было? КРИСТИНА. Папа! Как ты можешь... ЭМИЛИЯ. Молчи, глупая. Чего еще не было, то будет. И нестоящее это дело, слышишь? ПРУС. А что -- стоящее дело? ЭМИЛИЯ. Ничего. Вообще ничего. Входит Гаук-Шендорф с букетом. ГАУК. Разрешите, разрешите, пожалуйста... ЭМИЛИЯ. Кто там еще? ГАУК. Мадемуазель, дорогая мадемуазель, позвольте мне... (Становится на колени перед троном.) Милостивая государыня, если б вы знали, если б вы только знали... (Всхлипывает.) Простите великодушно... ЭМИЛИЯ. Что с ним? ГАУК. Вы... вы... так на нее похожи! ЭМИЛИЯ. На кого? ГАУК. На Евгению... Евгению Монтес. ЭМИЛИЯ. (вставая). Ка-ак? ГАУК. На Евгению... Я ее... знал... Боже мой, прошло уже пятьдесят лет... ЭМИЛИЯ. Кто этот старичок? ПРУС. Гаук-Шендорф, мадемуазель. ЭМИЛИЯ. Макс? (Сходит с трона.) О, господи! Да встаньте же. ГАУК. (поднимается с колен). Смею ли... смею ли я... называть вас Евгенией? ЭМИЛИЯ. Называйте как хотите. Я очень похожа на нее? ГАУК. Похожа? Да я--вчера... вчера в театре... думал, что вы... что вы -- это она. Она, Евгения! Если б вы знали ее голос... Глаза... Как она была хороша... Господи, а лоб! (Неожиданно запнувшись.) Но вы выше ростом. ЭМИЛИЯ. Выше? А может быть, нет? ГАУК. |
