А вот это даже покруче совместной фотографии будет!

***

Гамачеки уехали на третий день после помолвки. Грегор притих. Никаких заходов в стиле: «Я сказал, значит, так и будет» не слышал ни разу. Мы с Агнесс прогулялись по городу, совсем без эксцессов. Императрицы под ноги не бросались, товарищи министра за рукав не хватали. Нас даже попытались обсчитать в пафосной кофейне на Невском. Но девушку что то тревожило. Я начал допытываться – никакого ответа. Показалось тебе, дорогой. С одной стороны – не хочет говорить, и не надо. Возможно, мое участие не предусмотрено. У дам такое бывает. С другой, жить вдвоём – значит вместе решать проблемы, которых не возникло бы, если бы вы не начали жить вместе. Не я сказал, но слова хорошие. Их я невесте и повторил.

– Понимаешь, – решилась все таки признаться мне Агнесс – Я к такой жизни не готовилась.

– Какой такой? – уточнил я

– Высшего общества. Все эти дворцы, балы...

– Ты знаешь, я тоже!

Пришлось ради успокоения везти невесту к себе домой, показывать «хоромы», где будет жить в будущем Агнесс. Пусть и небольшая, в пять комнат квартира, успокоила девушку. Она даже оценивающим взглядом пробежалась по шторам, обивке мебели. Еще больше ее «расслабила» клиника внизу дома – тут я устроил натуральную экскурсию. Представил девушку персоналу, Романовскому...

После этого мы пообедали вместе в соседнем ресторане и определились с датой свадьбы. Не могу сказать, что это оказалось простым делом. Слишком много переменных. Осенью есть большой промежуток между православными постами, но у Гамачека в это время какие то крупные ярмарки, которые никак нельзя пропустить. За месяц до Рождества у католиков адвенты, у православных – соответствующий пост. По окончании которого до самых Святок никаких свадеб не играют. В итоге сошлись на тридцать первом января следующего, девяносто седьмого года. Осталось подождать жалких шесть месяцев, и всё закончится. Или начнется, с какой стороны посмотреть.

Естественно, на вокзал я Гамачеков провожал. Как без этого? У них впереди долгая дорога – Варшава, потом Берлин, и только оттуда домой, в Вюрцбург.

Кузьма тащил корзину всякой снеди долгосрочного хранения, чтобы невеста с тестюшкой будущим не почувствовали голода ни на секунду. У меня руки были свободными, потому как букет алых роз я вручил Агнесс. Да, я знаю, что невесте надо дарить белые, ибо непорочность и чистота. Но мне нравятся алые. Не цвета венозной крови или печенки на разрезе, а посветлее. И мне по барабану, что они там символизируют.

Агнесс выглядела бледной, как будто всю ночь не спала, о чем то размышляла.

Герр Гамачек проявил деликатность, ушел в купе. Я посмотрел на часы – до отправления поезда времени еще было достаточно, отчего бы и не пообщаться. Похоже остались какие то недоговоренности.

Агнесс в тревоге мяла платочек, потом не выдержала, тяжело вздохнула:

– У меня состоялся сложный разговор с отцом. Пожалуйста! Не перебивай.

Я повернулся к Кузьме, который стал в трех шагах, даже корзину на землю поставил, скомандовал:

– Что застрял?! Иди к вагону.

Мы остались вдвоем.

– Так вот. Отец мне повторил ровно то, что я тебе сказала вчера. Когда мы познакомились, ты был простым врачом из России с немного смешным именем. Да, чуть чуть знаменитым, но я подумала – ничего, появятся новые открытия у других, и слава нам не будет мешать. Приехала, и оказалось, что тебя знают министры, а императрица разговаривает со мной ради того, чтобы ты вылечил ее подругу.

– Ты ошибаешься. Она просто проявила вежливость.

– Не перебивай, пожалуйста! И это торжество... Дворец, Великие князья, сестра герцога Гессенского ведет меня есть мороженое и берет адрес, чтобы вступить в переписку.