И тут все в норме. Можно губера в космос посылать.
Из жалоб удалось выудить головную боль, не очень интенсивную, да легкую сухость во рту.
– Ну рассказывайте, как всё произошло.
– Утром вышел в сад, позавтракал там. Решил не уходить, на месте поработать с документами. Да так что то расслабился, пересел в шезлонг, и задремал. Проспал часа два, наверное.
– В чем одеты были?
– Так тепло, я халат домашний накинул прямо на голое тело, даже распахнул потом его.
– А в саду кроме вас был кто то?
– Петр, сынишка. Сами понимаете, только переехали, друзей еще не нажил...
– А нельзя ли позвать молодого человека? Кажется, я догадываюсь, в чем причина вашего недомогания.
Сергей Дмитриевич дернул за шнур звонка, и послал за сыном. То, как я определил его состояние, губернатору вряд ли понравилось, наверное, он бы предпочел более жесткие формулировки. Но извините, я что вижу, то и говорю. На недуг пока не тянет.
Ржевский младший явился быстро, буквально через пару минут. Вошел, вежливо поздоровался, и застыл у двери. Пацан лет семи, вылитая копия отца. Нос, тонкие губы...
– Петр, могу я попросить вас выложить на стол содержимое ваших карманов?
– Да, сынок, будь добр, – завизировал мои слова губернатор.
Без особой радости молодой человек требование выполнил. В карманах у Петра Сергеевича имелся небольшой склад вещей, без которых ни один уважающий себя мальчик играть в сад не пойдет. Перочинный ножик, перышки, скорее всего, найденные при исследовании местности, грязноватый носовой платок, две гильзы от винтовочных патронов и целое богатство – пригоршня меди.
– А давайте, я угадаю, сколько там всего монет и какого они номинала, – предложил я, поворачиваясь от стола.
Доктор и губер переглянулись. Что, мол, за цирк??
– Это фокус какой то? – спросил Ржевский. – Какое отношение это имеет...
– Три двухкопеечных монеты, шесть по копейке, четыре полукопеечных и шесть четвертушек. Правильно, Петр?
– Да, – удивленно сказал мальчик. – Но как вы?..
– На минутку всего, – сгреб я мелочь. – Отдам в целости.
Подошел к Сергею Дмитриевичу, и начал раскладывать монетки по белым пятнам.
Ржевский конца процедуры ждать не стал, а сначала хрюкнул дважды, а потом начал хохотать.
– Так это я на солнце уснул, обгорел, а Петька на мне выложил... Рассказать кому! – губернатор сел, прикрыв ноги одеялом, и продолжал смеяться, вытирая слезы в уголках глаз. – Смертельное заболевание! Никто не мог разгадать! Ой, не могу! Ну, сынок, порадовал!
Я налил из графина воды в стакан, подал ему. Оно понятно – только что умирать собирался, а оказалось, пал жертвой детской шалости. Хорошо, что Сергей Дмитриевич оказался человеком отходчивым, виноватых назначать не стал.
– Ну, раз мои услуги больше не нужны, я пожалуй... С дороги, знаете ли...
– Евгений Александрович, я вас приглашаю на обед. Давайте... в четыре пополудни. Вы как раз успеете переодеться, и жду вас с Михаилом Петровичем. Так, знаете, по семейному, посидим...
***
– Ну вот, теперь скорая помощь Тамбова у вас в кармане, – заметил я, когда мы с Бортниковым вышли из губернаторского особняка.
– После такого афронта... Не думаю.
– Главное, что вы смогли организовать так, что губернатор выздоровел. Руководитель не должен уметь всё. А вот подобрать исполнителей – это его задача. Так что не переживайте. Сейчас за обедом пообщаетесь, и всё на мази. К тому же Ржевский предварительно был согласен.
– А что у вас в деревне?
– Лучше и не спрашивайте. Как в готическом романе. Сплошной кошмар – воры и жулики. Слугу моего застрелили вот. |