– Убирайся и скули где‑нибудь в другом месте, – холодно приказал Вайленд. Манеры доброго самаритянина! – Чувствуешь себя крутым и обиженным сегодня, да, Толбот? – Он больше не делал попыток показать, что босс здесь – якобы генерал. Тот стоял на втором плане гордой и в некотором смысле трагической фигурой. Но я мог ошибаться в отношении генерала. Очень ошибаться. Фатально.

– Где Яблонски? – поинтересовался я.

– Яблонски? – Вайленд лениво приподнял брови. – Кто тебе Яблонски, Толбот?

– Мой тюремщик, где он?

– Тебе, похоже, очень хочется знать это, Толбот? – он окинул меня долгим оценивающим взглядом, и мне это не понравилось. – Я видел тебя раньше. И генерал тоже. Никак не могу припомнить, кого ты мне напоминаешь?

– Утенка Дональда. Где Яблонски? – Я повел очень опасную игру.

– Он уехал. Смылся со своими семьюдесятью тысячами.

Сказав «смылся», он совершил ошибку, но я не стал заострять на ней внимание.

– Где он?

– Ты начинаешь повторяться и утомлять, – он щелкнул пальцами. Ларри, телеграммы.

Ларри взял какие‑то бумаги со стола, передал их Вайленду и плотоядно улыбнулся мне.

– Генерал и я – очень осторожные люди, Толбот, – продолжил Вайленд. Можно сказать – очень недоверчивые, что одно и то же. Мы проверили тебя.

Мы провели проверку в Великобритании, Голландии и Венесуэле, – он помахал бумажками. – Это мы получили сегодня утром. Здесь говорится, что ты действительно тот, за кого себя выдаешь – один из лучших в Европе специалистов по спасательным работам. Поэтому мы можем использовать тебя, поэтому Яблонски нам стал больше не нужен, и мы отпустили его сегодня утром. Вместе с чеком. Он сказал, что предвкушает поездку в Европу.

Вайленд говорил тихо, убедительно, очень искренне и смог бы уговорить даже апостола Петра пропустить его в рай. Я напустил на себя такой вид, какой был бы у апостола Петра, затем произнес много такого, чего никогда не сказал бы апостол Петр, и закончил свою речь словами: «Грязный, лживый обманщик!».

– Яблонски?

– Да, Яблонски. Подумать только: я слушал этого лживого двуличного человека! Я верил ему! Он обещал мне...

– Что он обещал тебе? – мягко поинтересовался Вайленд.

– Он считал, что я кончу на виселице и что обвинения, по которым его выгнали из нью‑йоркской полиции, подстроены. Он думал, что сможет доказать это, если ему представится шанс расследовать деятельность некоторых полицейских и покопаться в некоторых полицейских досье. – Я снова выругался. – Подумать только: я верил...

– Ты говоришь бессвязно, Толбот, – резко перебил меня Вайленд. Он очень пристально наблюдал за мной. – Давай к делу.

– Он думал, что сможет купить свой шанс, при этом я помогу ему, а он – мне. Часа два он вспоминал старый федеральный закон, а затем написал телеграмму в какое‑то агентство, предложив им какую‑то очень интересную информацию о генерале Рутвене в обмен на предоставление ему возможности ознакомиться с определенными досье. И я, дурак, поверил, что все это всерьез!

– Ты, случайно, не помнишь фамилии человека, которому была адресована телеграмма?

– Нет, забыл.

– Лучше припомни, Толбот. Ты можешь купить этим кое‑что очень важное для тебя. Жизнь!

Я посмотрел на него без всякого выражения и уставился в пол. Наконец сказал, не поднимая головы:

– Кейтин... Картин... Кертин... Да, Кертин, Дж. К. Кертин.