Преодолевая отвращение, наклонился, внимательно вглядываясь в сумрачную глубину.

Косой солнечный луч, отраженный от стенки сруба, открыл страшную картину. На поверхности воды, раскинув руки, плавало спиной вверх человеческое тело. Длинные волосы, неестественно аккуратно, веером расходились от головы.

Соколов произнёс:

— Увы, в тайне сохранить наш визит не получится! Надо вызывать полицию.

Вскоре прибыли полицейские, фотограф фон Менгден и судебный эксперт маститый Павловский, за коренастую фигуру прозванный Комодом.

У ворот уже галдела толпа любопытных. Соколов поставил городового, приказал:

— Никого не впускать!

Толпа все более напирала. Городовой, получивший на Пасху за выслугу прибавку жалованья, сознавал себя величиной серьёзной. Он строго говорил:

— Осади назад! Не наваливайте, архаровцы, не театр тут. Куда, спрашиваю, прёшь? А то, любезный, сей миг скручу тебе лопатки назад и в часть этапом отправлю…

Вызванный по телефону Мартынов где-то задерживался.

Двери дома не открывались. Там, видимо, Распутин весьма нескучно проводил время с Зинаидой.

Соколов с тревогой подумал: «Приедет Мартынов и, ссылаясь на букву закона, отпустит на все четыре стороны Зинаиду. Пока начальник охранки не припёрся, приму свои меры: отправлю её в тюрьму, а вечером сам допрошу».

Соколов подёргал дверь — закрыта изнутри, постучал — услыхал недовольный голос Распутина:

— Чего тебе?

— Открывай, Григорий! Мне Зинаида нужна.

Дверь тут же распахнулась, на пороге стоял широко улыбающийся, весь встрепанный Распутин. На его крупном, сильно заросшем волосом теле было натянуто лишь исподнее. Он хохотнул:

— Хо, граф, тебя тоже приспичило? Заходи, лишним не будешь…

— Где Зинаида?

— А где ей быть? В спаленке, тебя, друга сердечного дожидается. Баба не лужа, всем хватит напиться.

Соколов вошёл в спальню. Зинаида, слыхавшая разговоры мужчин, лежала раздетой поверх шёлкового одеяла. Увидав красавца графа, перевернулась на спину, завела руки вверх и сладко потянулась. Промурлыкала:

— Где ж ты ходишь, мой граф желанный? Я тебя совсем заждалась, Аполлоша…

Соколов сказал:

— Мадам, срочно одевайтесь.

— И не подумаю! — Она перекатилась на живот.

Соколов вплотную подошёл к прелестнице, больно хлопнул ладонью по розовой ягодице, заорал:

— Одевайся! Толпа штурмует ворота. Жаждут тебя, как германскую шпионку, порвать — в клочки!

Зинаида резво вскочила, стала метаться по спальне:

— Где панталоны? Где мой лиф? Ах, тут, под кроватью! Граф, не бросайте меня, умоляю. Мы вместе уедем, правда?

Григорий отправился к буфету, отыскал бутылку моэта. Отбил сургуч, с шумом вылетела пробка. Старец пил шампанское прямо из горлышка, и капельки струились по его нерасчёсаной, с лёгкой серебристой сединой бороде.

Зинаида с непостижимой скоростью успела не только одеться, но и накрасить глаза и губы и теперь вопросительно смотрела на Соколова.

Тот подозвал полицейского, приказал:

— Отправьте Зинаиду Дитрих в военную тюрьму! Ей там самое лучшее место.

Зинаида крикнула:

— Обманщик! Вам, граф, ещё придётся отвечать! Самоуправство!

На Зинаиду даже не стали надевать наручники. На глазах обомлевшей толпы её вывели за ворота и посадили в пролётку.

Распутин вышел во двор, подмигнул арестантке:

— Не грусти, Зинуля, ещё свидимся!

Коляска покатила в Лефортово. Задержанную сопровождал лишь ражий полицейский.