|
К сожалению, сейчас много недобросовестных работников. Если у больного скандальные родственники, побоятся связываться. Они с жалобами побегут, потом по комиссиям затаскают, еще в суд подадут... Вздохнув поглубже, я процедила: - Вот что, любезнейший, извольте дать исчерпывающий ответ на вопрос. Иначе, посмотрев на здешние порядки, я отправлюсь в Минздрав, а следом в суд. Пусть проведут служебное расследование, назначат комиссию да проверят, как вы, с позволения сказать, лечили мою несчастную племянницу, здоровую во всех смыслах, не считая сломанной ноги. Уши врача превратились в факелы, и он забормотал: - Ничьей вины тут нет, иногда случается подобное, в частности, у лежачих больных... - Что это было? - Тромбоэмболия легочной артерии. - Что? - не удержалась я. Но Минаев не знал о кончине Ирочки, поэтому решил, что слушательница просто не поняла мудреный термин, и пустился в объяснения: - С каждым может приключиться, в особенности если варикоз наблюдается или свертываемость крови повышена. Правда, у молодых женщин это бывает реже, чаще после климакса. Сгусток крови оторвался и закупорил сосуд. - И ничего нельзя было поделать? Минаев напрягся. - В принципе можно - мгновенную операцию, дело решают минуты, но, как правило, такое удается, если казус произошел в присутствии доктора, ну, во время обхода или осмотра. А так человек просто перестает дышать, и соседи по палате думают, что он спит. Ваша племянница страдала тромбофлебитом, муж говорил, постоянно жаловалась на судороги в ногах... Печально, конечно, двадцать пять лет - не возраст для смерти, но, поверьте, никто не виноват, судьба! - Ничего себе! - пришла я в полное негодование - Судьба! Да у вас просто отвратительные условия! В 213-й палате безумное количество больных! Роман Яковлевич внимательно глянул на меня. - Кто сказал, что Звягинцева лежала в 213-й палате? - В справочной, - быстро нашлась я. - Перепутали. Ее место было в 213-й "а", это платное отделение, и, поверьте, условия - лучше не найти. Для вашей племянницы сделали все. - Так уж и все, - фыркнула я. - надо было в Склифе оставить или в ЦИТО перевести... - Но Звягинцевой ведь требовалось психиатрическое наблюдение, а сделать подобное ни в Склифосовском, ни в НИИ травматологии нельзя, только у нас имеется специальное отделение, одно на всю Москву. Таких больных в психиатрическую клинику не кладут, там не умеют за травмой ухаживать! - При чем тут психиатрия? - не поняла я. Минаев моментально захлопнул рот, потом процедил: - Хороша же вы тетя. Разговор закончен! - Но... - Никаких "но", и вообще, предъявите паспорт! Пришлось спешно отступать, бормоча под нос: - Оставила дома. Перед тем как покинуть больницу, я отловила медсестру и поинтересовалась: - Где палата 213 "а"? - В платном отделении, на пятом этаже. Да, там открылась иная картина. Ковровые дорожки, телевизоры, ласковый персонал, комнаты на одного, и никакого запаха мочи и щей... Но и медсестры, и нянечки, сверкая улыбками, категорически отказались рассказывать о Насте. - Сведения о больных только у лечащего врача, - в голос твердили они. Я медленно побрела от больницы к метро. Какие-то смутные, неприятные мысли копошились в голове. Кончина молодой и, в общем, достаточно здоровой женщины выглядела более чем странно. Я провела в палате возле Юли десять дней, приходила утром, уходила вечером и не помню, чтобы Настя жаловалась на судороги. |
