— Отец! — отрывисто сказал он. — Должен ли я понять ваши слова так, что вы берете обратно ваше согласие на мой брак с Изабеллой?

— Я никогда не давал его, а если бы дал, то взял бы обратно.

— Вы оскорбляете графа!

— Если он сочтет себя оскорбленным, то может требовать удовлетворения.

— Вы оскорбляете его дочь!

— Тут нет оскорбления, так как дело идет не о ней.

— Но я люблю ее!

Сенатор пожал плечами.

— Вы еще ребенок, — сказал он, — и в ваши годы любовь не может пустить глубоких корней. Вы ее забудете.

— Никогда!

— Вы забудете, потому что это необходимо. Забудете, потому что я этого хочу.

— Вы не имеете права требовать от меня жестокой и несправедливой вещи!

— Жестокой и несправедливой? — повторил старик.

— Да, отец!

Герцог нахмурился. Лицо его приняло суровое выражение.

— Не забудьте, Анри, кем вы были бы без меня и кем стали благодаря мне. Я взял вас из воспитательного дома, чтобы дать знаменитое имя и богатство. Я сделал из вас своего сына и имею над вами права отца; через усыновление мои предки стали вашими. Вы должны заботиться об их чести, которая оставалась незапятнанной в течение веков, и я обязан помешать вам запятнать ее.

— Богу известно, как я благодарен вам за ваши благодеяния! Но как можно допустить, что я опозорю имя ваших предков, женясь на дочери честного человека, которого уважают даже его политические соперники!

— Я не думаю спорить с вами, я приказываю.

— Итак, потому что мнения графа не сходны с вашими, вы хотите разбить мое сердце, заставить отказаться от счастливого будущего?

— Это необходимо, потому что я так хочу, повторяю вам.

— Отец, вы жестоки, безжалостны, но вы высказали вашу волю. Я вам всем обязан и не буду неблагодарным. Я дорого плачу за имя и состояние, но не торгуюсь: я исполню вашу волю!

Герцог Жорж вздохнул свободнее; он не надеялся так легко победить сопротивление своего приемного сына.

— Теперь я вижу тебя таким, каким ты должен быть, — сказал он нежным тоном. — Я благодарен тебе за послушание, на которое и рассчитывал, и не замедлю вознаградить за него. Не думай, что я осуждаю тебя на безбрачие, напротив, я с нетерпением жду наследника нашего имени. Я думаю о твоем браке и нашел тебе жену.

— Жену? — повторил Анри. — Жену мне?

— Да, дитя мое, прелестную девушку.

— Я никогда не женюсь.

— Когда ты узнаешь, о ком я говорю, ты изменишь мнение.

— Я не хочу ничего знать! Не хочу знакомиться с этой девушкой!

— Ты уже знаешь ее и, как кажется, даже ухаживаешь за ней!

Анри не мог угадать, что дело идет об Оливии.

— Это для меня загадка.

— Загадка, которую легко разгадать, — сказал герцог. — Собери свои воспоминания о хорошенькой блондинке, у которой мать еще молода и вдова одного джентльмена, которого я уважал. Понял?

— Нет, отец, я ничего не понимаю. Кто эта девушка?

— Ты шутишь! Четыре дня назад ты был на улице Берлин…

Молодой человек вздрогнул и с ужасом поглядел на отца.

— На улице Берлин? — повторил Анри. — Надеюсь, вы не говорите о мистрисс Дик-Торн и ее дочери? Скажите скорее, что нет.

Сенатор смутился: ужас его сына был слишком очевиден, и герцог вспомнил, что Клодия говорила ему о некоторых вопросах Анри, по меньшей мере странных, по поводу эпизода с живой картиной, и ему пришло в голову, что, может быть, молодой человек подозревает мистрисс Дик-Торн в преступлении на мосту Нельи.