— Мне нужна справка.
Сторож указал ему бюро справок.
Старший чиновник был маленьким старичком, который в течение тридцати лет сидел на одном и том же кожаном стуле. Он принял Пьера с добродушной любезностью.
— Я хотел бы узнать, что стало с ребенком, доставленным сюда, — сказал Пьер.
— Когда?
— О! Это было давно: ночью 24 сентября 1837 года.
— Зачем вам эта справка?
— Просто мне нужно знать…
Чиновник улыбнулся:
— Я хорошо понимаю, что вы имеете желание знать. Но мне нужно знать причину этого желания. Вы родственник или знаете его семью?
— Хорошо. Я вам все объясню. Вот в чем дело: это я принес ребенка и, вследствие случая, имею повод думать, что могу найти его родителей…
— Одним словом, вы желаете знать, жив ли ребенок?
— Прежде это, а затем, где можно его найти, если мы действительно отыщем его семью.
— Хорошо, представьте вашу просьбу на гербовой бумаге, точно указав день и час сдачи ребенка, и, кроме того, прибавьте еще какое-нибудь указание, которое сделало бы невозможной ошибку.
— Но, сударь, все это очень сложно, а вам было бы так легко ответить мне сейчас же — стоит только посмотреть в книгу.
— Эти формальности необходимы, — ответил старик.
— Видите ли, дело в том, что мне нужно скорее знать… Не можете ли вы обойтись без формальностей?
Чиновник улыбнулся.
— О! Это невозможно! Таковы наши правила, но чтобы сделать вам приятное, я дам вам лист гербовой бумаги и под вашу диктовку сам напишу просьбу, которую отнесу к директору, который выразит на нее свое согласие, и тогда я отвечу вам точно так же бумагой. Эта официальная бумага будет иметь для вас большую важность.
— Когда могу я ее получить?
— В шесть часов, после закрытия бюро.
— Черт возьми! В шесть часов я занят! Не можете ли вы прислать ее мне с комиссионером? Я оставлю деньги.
— Конечно!
— Благодарю вас. Идите за бумагой и пишите.
Под диктовку чиновник написал следующее:
«Я, Пьер Лорио, кучер и содержатель фиакров, живущий в Париже на улице Удино, 9, сим утверждаю, что ночью 24 сентября 1837 года, в два часа ночи, я отдал в воспитательный дом ребенка мужского пола, которому казалось около двух лет; к платью ребенка я пришпилил бумажку с номером 13. Он был найден мною за час до того под воротами одного дома на Елисейских полях. Желая знать, что с ним сталось, я имею честь просить администрацию дома ответить на следующие вопросы:
Во-первых, под каким именем был записан ребенок? Во-вторых, жив он или умер? И в-третьих, если жив, то где находится и чем занимается?
Я заявляю, что имею причины предполагать, что могу найти его родителей».
— Это все, что надо, — сказал чиновник, — подпишите, и все будет кончено.
Пьер Лорио подписал свое имя с большим росчерком, поблагодарил и ушел.
— Сегодня вечером, — прошептал он, — я узнаю, что сталось с ребенком.
В тот же самый вечер, в девять часов, Анри де Латур-Водье, в сопровождении доктора и Рене, должен был отправиться к Жану Жеди.
Старый вор сильно изменился. Но он жил, несмотря на ужасную рану, которая должна была быть смертельной.
Этьен употребил все свои знания, чтобы облегчить состояние больного и дать ему возможность отвечать на вопросы адвоката и подписать заявление.
Сиделка, приведенная доктором, исполняла свои обязанности с аккуратностью и безупречным усердием. Она сама делала перевязки, и ее ловкость указывала на большой навык.
Жан Жеди сидел в кресле перед камином, в котором горел яркий огонь. |