Жан Жеди сидел в кресле перед камином, в котором горел яркий огонь. Мадам Урсула — так звали сиделку — готовила бульон.
— Итак, — спросил раненый слабым голосом, — вы думаете, что я выздоровлю?
— Я убеждена в этом, господин Жан.
— Может быть, вы говорите так, чтобы успокоить меня?
— Нет, даю вам честное слово; доктор отвечает за вас.
— Да?
— У вас хорошее здоровье.
— И удар ножом был тоже недурен.
— Но он, без сомнения, не затронул никаких важных органов, и через несколько дней вы будете ходить.
Жан Жеди с сомнением покачал головой.
— Вы мне не верите?
— Мне кажется, что доктор ошибается: со мной покончено.
— Вы можете только повредить себе, думая так. А между тем вы хотите жить.
Глаза старого вора сверкнули.
— О! Да! Я хочу жить!… — глухим голосом прошептал он. — Жить, хоть столько, чтобы заплатить мой долг тем, которые два раза хотели убить меня.
Мадам Урсула не слышала его.
— Нужнее всего вам в настоящее время деревенский воздух. Через два месяца вы поправитесь.
Бледное лицо больного оживилось.
«Если я поправлюсь, — думал он, — я уеду туда, в мой домик в Гавре, и буду жить спокойно, забыв то зло, которое сделал!»
— Вот и ваш бульон, — продолжала мадам Урсула. — Но нужно было бы красного вина, которое вам велел пить доктор, а у меня нет больше денег.
— Они у вас будут, только для этого нужно пойти во двор.
— Во двор?… — с удивлением повторила сиделка.
— Да. На заднем дворе, на грядке, вы увидите куст лилий. Возьмите лопату, которая стоит у домовой стены, начните рыть яму у куста лилий и найдете там четырехугольную жестяную шкатулку, которую принесете мне. Это моя касса, я там прячу деньги.
— Вот идея! — вскричала мадам Урсула. — Если бы вы умерли, не сказав ничего, вашим наследникам ничего бы не досталось!
— У меня нет наследников.
— Хорошо, я иду за вашей шкатулкой.
Сиделка вышла.
Оставшись один, Жан Жеди опустил голову на грудь и задумался.
«Правда, — думал он, — если бы я умер, то в один прекрасный день какой-нибудь дурак нашел бы это. При одной мысли меня разбирает досада. Если я умру, кому все достанется? Правительству. И деньги, и домик оно возьмет себе!… Но нет, я знаю, что сделаю…»
Вошедшая сиделка прервала его монолог: она несла в руках металлическую шкатулку.
— Вот ваша шкатулка, — сказала она, смеясь. — Она не тяжела. Если в ней золото, то, должно быть, немного.
Жан Жеди, не отвечая ни слова, открыл шкатулку не без труда, так как шарнир начинал ржаветь.
Сиделка, с любопытством следившая за ним, воскликнула от удивления:
— Банковские билеты!… Боже мой! Да это целое богатство!
— Да, но я не буду зарывать его. Вот вам билет в тысячу франков, разменяйте его, затем положите деньги в эту шкатулку, а шкатулку в комод.
— Хорошо, господин Жан, я куплю красного вина.
— Хорошо, купите мне также лист гербовой бумаги.
— Вы хотите написать завещание?
— Может быть.
— И вы правы, так как от этого не умрешь. Я ухожу и запру вас на ключ.
— Да, заприте хорошенько. Если я умру, — продолжал раненый, когда сиделка вышла, — то, по крайней мере, мне хочется исправить, хоть отчасти, сделанное мною зло.
Сиделка вернулась через полчаса, принеся провизию, вино и гербовую бумагу. |