— От имени тех, которых нет больше на свете, и от моего имени я прощаю вас.

Сильная радость выразилась на лице раненого. Затем он вдруг побледнел и, казалось, был готов упасть в обморок.

В то же время он прижал руку к груди, в которой почувствовал страшную боль.

— Довольно волноваться, — сказал Этьен, — успокойтесь, будьте мужчиной, или я ни за что не отвечаю.

Он дал Жану ложку лекарства, и это немного оживило его.

— Я страшно страдаю, доктор… — прошептал он. — Мне кажется, что в ране у меня каленое железо, но я буду мужественным, я буду силен… Пусть меня спрашивают — я могу отвечать… Я не хочу умереть, не сказав ничего.

Анри де Латур-Водье начал допрос, и свидетели этой сцены невольно вздрагивали при рассказе об ужасной драме.

Один Анри спокойно записывал ответы.

— Итак, — спросил он, — вы не знали имен злодеев, которые наняли вас?

— Да.

— И только случайно встретили их в Париже через двадцать лет?

— Да, случайно.

— И вы убеждены, что это мистрисс Дик-Торн и Фредерик Берар?

— Вполне убежден.

— На чем основывается эта уверенность?

Жан Жеди рассказал, что произошло с той минуты, когда, проникнув ночью в первый раз в дом на улице Берлин, он узнал мистрисс Дик-Торн, и до вечера 20 октября, окончившегося воровством бумажника со ста тысячами франков.

— Мне нужно объяснить один пункт по поводу этого воровства, — перебил Анри. — Рене Мулен, остававшийся в доме после вас, убежден, что мистрисс Дик-Торн меньше беспокоилась о потере денег, чем важных бумаг, заключавшихся в бумажнике.

— Мне уже говорили это, — сказал Жан.

— И вы не нашли там ничего, кроме денег?

— Да, сто три тысячи франков. Я открывал все отделения бумажника, там не было ничего больше.

— Может быть, было какое-нибудь секретное отделение?

— Не знаю; знаю только то, что в этих отделениях не могло заключаться много, так как стенки показались мне довольно тонкими.

— Опишите его.

— Он был черной кожи с серебряными застежками.

Внимание адвоката, казалось, еще больше усилилось.

— Не помните ли вы еще чего-нибудь особенного?

Жан Жеди покачал головой:

— Нет.

— Припомните хорошенько. Не было ли чего-нибудь на верхней стороне бумажника?

— Ах, да! Припоминаю: была вырезана буква, почти стершаяся.

— Какая?

— Кажется, К.

Анри вздрогнул.

— И вы потеряли эту важную вещь? — продолжал он.

— Негодяй, который ранил меня, Фредерик Берар, человек с моста Нельи, украл его из кармана моего сюртука.

— Здесь?

— Да, бумажник еще был при мне в «Черной бомбе», и в нем было даже больше двух тысяч франков.

— Странно, — сказал Анри.

— Что такое? — спросил Этьен.

— Ты это сейчас поймешь, — ответил адвокат.

Затем, обращаясь к Жану Жеди, прибавил:

— В котором часу ранил вас Фредерик Берар?

— Около часа ночи.

— А я, в половине первого, на углу улиц Амстердам и Берлин нашел под воротами бумажник, совершенно похожий по описанию на ваш; он из черной кожи, с серебряными застежками и с буквой К…

— Похож как две капли воды!… — вскричал Жан.