|
Ива была размером с азалию. Зелень тол-стых листьев плотно окружает распустившиеся цветки. Эти листья зеленые и похожи на скопле-ние хвостов ящериц. За исключением мелких листьев, слепая ива ничем не походила на иву обычную. – Есть закурить? – спросил меня товарищ. Я положил на край стола промокшую от пота пачку «Шорт Хоуп» и спички и отправил ему щелчком. Он взял одну, подкурил и тем же спосо-бом отправил остальное назад. – С виду ива маленькая, но корни уходят очень глубоко, – пояснила подруга. – Вообще-то, достигнув определенного возраста, она перестает расти вверх, и начинает расти только вниз и вниз. Будто питается темнотой. – Ну, эта муха влетает в ухо девушки и усыпляет ее пыльцой? – сказал товарищ. – А что она делает дальше… эта муха? – Ест плоть… в ее теле… конечно же… – сказала она. – Фу-у! Точно… Она по заданию на летние каникулы сочиняла стихи о слепой иве и просто пере-сказала нам их фабулу. Историю придумала, взяв за основу свой же сон. И, валяясь целую неде-лю в больнице, написала нечто вроде поэмы. Товарищ хотел прочесть поэму, но она отказала, объяснив, что нужно доработать мелочи, и вместо этого нарисовала рисунок и рассказала сюжет. На холм взбирался юноша спасти уснувшую от пыльцы слепой ивы девушку. – Это я, да? – прервал ее товарищ. Она только слегка улыбнулась и продолжила. Юноша медленно взбирался на холм, раздвигая заросли слепой ивы, мешавшей ему прой-ти. Он оказался здесь первым человеком с тех пор, как слепая ива начала буйно разрастаться по холму. Натянув глубже шляпу и отгоняя одной рукой рой мух, юноша шел по тропе. И так далее. – Но пока он добрался до вершины холма, тело девушки уже изъели мухи? – спросил това-рищ. – В каком-то смысле, – ответила она. – В каком-то смысле – печальная история: быть в каком-то смысле съеденным мухами. – Ну да, – сказала она и засмеялась. – Не думаю я, что эта жестокая мрачная история порадует твоих школьных сестер. Она училась в миссионерском женском лицее. – А я считаю, что очень интересно. – Я впервые раскрыл рот. – В смысле – сама сцена. Она повернулась ко мне и дружелюбно улыбнулась. – Фу-у, – опять повторил товарищ. Брат вернулся в двадцать минут первого. С пакетом лекарств и таким лицом, словно не мог сфокусировать взгляд. Прошло некоторое время, пока он, стоя у входа в столовую, нашел глазами мой столик. Брат шагал неуклюже, будто не в силах держать равновесие. Усевшись напротив, он глубоко вздохнул. – Ну как? – поинтересовался я. – Да, это… – начал было он. Я ждал в надежде, что он заговорит, но разговор так и не начинался. – Есть хочешь? Брат молча кивнул. – Здесь поедим или где-нибудь в городе? Немного поколебавшись, он окинул взглядом по-мещение. – Давай здесь. Я подозвал официантку и заказал два комплекса. Брат хотел пить и попросил себе колу. Пока несли еду, он молча разглядывал вид за окном: море и аллею дзелькв, теннисный корт и поливалки, козу и кроликов. Он направил левое ухо в мою сторону, но я так и не заговорил. Прошло немало времени, пока принесли обед. Я очень хотел пива, но в больничных столо-вых пиво не подают. Делать нечего – я вытащил из подставки зубочистку и привел в порядок заусенцы. За соседним столом приличного вида пара средних лет, поедая спагетти, разговаривала о раке легких у одного из своих знакомых. Как он проснулся однажды утром и стал отхаркивать кровью, как ему вставили в артерию трубку – вот такой разговор. Жена спрашивала, а муж пояснял ей, что рак в определенном смысле сконцентрировал цель жизни этого человека. |
