|
Я курил, размышляя о раке. Затем – о сконцентрированной цели жизни. – Кстати, о фильме… – начал брат. – Ну? – Там в начале фильма в форт на Диком Западе приезжает известный генерал. С инспекци-ей или чем-то еще. Его встречает бывалый штабс-капитан, которого играет Джон Уэйн. Генерал приехал с Востока и обстановку на Западе толком не знает. В смысле, про индейцев, что они подняли вокруг форта восстание. – И что? – Так вот, приезжает этот генерал. Джон Уэйн его встречает и говорит: «Добро пожаловать в Рио-Гранде». А генерал ему: «По пути сюда я видел нескольких индейцев. Нужно быть внимательней». На что Джон Уэйн отвечает: «Все в порядке, сэр. Вы заметили индейцев? Считайте, что их там нет!» Я точно не помню его слов, но примерно так. Ты не знаешь, что это значит? Я поперхнулся дымом и закашлялся. – Наверное, то, что видно обычным глазом, не столь важно… – Думаешь? – переспросил брат. – Я толком не понимаю смысла этой фразы, но каждый раз, когда мне сочувствуют из-за уха, почему-то вспоминается этот кадр: «Заметили индейцев? Считайте, что их там нет». Я засмеялся. – Что, странно? – Ага, – ответил я. Брат тоже засмеялся. – Любишь кино? – Люблю. Но когда ухо не слышит, почти не смотрю. Так что посмотреть удается немно-гое. – Когда в следующий раз слух вернется, пошли в кино? – предложил я. – Точно, – согласился брат, похоже – с облегчением. Я посмотрел на часы. Семнадцать минут второго. Автобус придет через четыре. Задрав го-лову, я рассеянно смотрел на небо. Брат поднял мою руку и уточнил время. Когда, как мне пока-залось, четыре минуты истекли, я взглянул на часы, однако на самом деле прошло всего две. – Ты не мог бы посмотреть мне ухо? – Зачем? – Ну просто так? – Хорошо, давай. Он уселся спиной и повернул ко мне правое ухо. Из-за короткой стрижки ухо было видно отчетливо. Вполне симпатичное. Правда, маленькое, но мочка выглядела пухлой, как свежее печенье. Я впервые так пристально изучал чье-либо ухо. Если присмотреться, в его форме, по сравнению с другими органами тела, есть что-то загадочное: оно нерезонно извивается, выгиба-ется, выступает. Я понятия не имел, почему ухо такое. Видимо, по мере необходимости воспри-ятия звуков и защиты самого уха в процессе эволюции естественным образом сложилась эта удивительная форма. В окружении кривой стенки ушное отверстие выглядело черной дырой, похожей на вход в потайную пещеру. Хотя само отверстие ничего существенного собой не представляет. – Ладно, хорош, – сказал я. Брат развернулся и сел ко мне лицом: – Ну как, что-нибудь изменилось? – Нет, с виду все по-прежнему. – Ну, там, может, тебе что показалось? – Да нет, обычное ухо. Как у всех. От такого постного ответа он, казалось, расстроился. Может, я что-то не так сказал? – Как процедура, было больно? – Не так чтобы очень. Как и прежде. Для проверки слуха использовали новый аппарат. А в остальном делали все то же самое. Лоры – они все как на одно лицо. И спрашивают об одном и том же. – Вот как. – Также ковыряли в том же месте. Но мне кажется, на этот раз там что-то перетерлось. Собственное ухо своим не ощущается. * * * Я посмотрел на часы. Вот-вот подойдет автобус. Тогда я вынул из кармана брюк горсть мелочи, отсчитал двести восемьдесят иен и передал брату. Тот еще раз пересчитал деньги и бе-режно сжал их в кулаке. Не говоря больше ни слова, мы смотрели со скамейки на искрящееся вдалеке море и ждали автобус. В тишине я задумался о гнездившихся в ухе брата бесчисленных мушках. |
