– Как получится, – нерешительно ответил чернявый, будто боялся открыть тщательно охраняемую служебную тайну. – Думаю, три четыре дня, не больше.

– Если не секрет, что собираетесь проверять?

– Какие там секреты, – отмахнулся мужик с залысинами. – Все давно обсосано и обгрызано. Порядок в казармах, выполнение распорядка дня, медицинское обслуживание личного состава, питание, нужники, бельишко. Дисциплинарная практика. Короче, от А до Я.

– Ну, вы – понятно, а что будет проверять Тарас Викторович?… Кстати, хочу спросить: откуда он взялся? Действительно, из Главного Управления?

– Добято? – чернявый оглядел коридор, едва слышно проговорил. – Толком сам не знаю. Разные ходят слухи. То ли из Управления Тыла, то ли из Особого отдела…Но, похоже, классный мужик, не зазнайка и не подхалим, плохого от него можно не ожидать…Только не выдайте, Сергей Дмитриевич, не проговоритесь, ладно? Нас специально проинструктировали: о Добято ни звука!

– Не бойтесь, ребята, – могила!

Парамонов почувствовал облегчение. Будто с плеч свалился давящий груз, голова очистилась от не менее тяжелых подозрений. Скорей всего, москвич – из Особого отдела. А как же иначе? Пропал не просто командир подразделения – офицер, командующий военными строителями на совершенно секретном об»екте. Как же можно обойтись без вмешательства Службы госбезопасности!

Теперь розысками Королева займутся не дилетанты, подобные Сомову, и не недоучки типа Толкунова – настоящий профессионал…

Наконец, в коридоре появился Виноградов. Вымытый, свежевыбритый. От него так несло сложным ароматом зарубежного одеколона, что в носу зачесалось. Сапоги надраены до зеркального блеска, брюки галифе отглажены, кажется, дотронешься до острой складки – порежешься до крови. Короче, не человек – офицер, срисованный с плаката о правилах ношения военной формы.

Из своей комнаты, почему то смущенно улыбаясь, вышел Тарас Викторович.

– Ну, хозяин, веди на ужин. Честно говоря, лично я проголодался, – доброжелательно промолвил он. – В поезде попили чаек с хлебом – все питание. Стыдно признаться, но организм требует своего.

– Прошу!

Командир отряда сделал знак дневальному, тот приглашающе открыл дверь, пропустил в «залу» гостей. Последним вошел Парамонов. И… обомлел.

Нет, не по причине обилия выставленных дефицитных деликатесов – знал хозяйственные способности Толкунова, не зря выбрал его своим замом по снабжению. Пусть временным, но – замом. Между глубокими мисками, заполненными красной икрой, тарелками с балыком, непременной «солдатской» сельдью, украшенной кольцами лука, сырокопченной колбасой, сыром, вазами с фруктами выставлены… бутылки коньяка. И не просто выставлены – вызывающе выпячиваются.

Подполковник отлично осведомлен об устойчивой антипатии Виноградова ко всем видам алкогольной продукции, начиная от примитивного пива и кончая всевозможными коньяками. И вдруг перед ним – зловредные бутылки! Ехидно подмигивают золоченными крышками, щерятся красочными наклейками. Дескать, плевали мы вместе с талантливым снабженцем на строгие полковничьи запреты, чихать хотели на твои, Парамонов, предупреждения!

Виноградов перевел негодующий взгляд со злополучного пойла на командира отряда, но сдержался. Вокруг стола – озабоченные, хлопотливые женщины: квартирная хозяйка Толкунова Евдокия, две молоденькие супруги командиров взводов. В женском обществе не развернешься в полную силу, не выскажешься о «недостойном» поведении радушного хозяина. С вольным применением соответствующих сравнений и эпитетов.