Был он смугл от природы, худощав…
— Располагайтесь здесь, товарищ батальонный комиссар, квартира, как видите, большая… В такой квартире и перезимовать можно было бы… А вы из ГлавПУРа? Мне о вас командир полка еще утром сказал.
— Спасибо за приглашение, но я не один. Со мной еще младший политрук, он там, в траншее, остался…
— Ягодка! Приведи младшего политрука! — распорядился комбат.
— Это ваш ординарец? Забавная фамилия, — сказал Путивцев.
— А в моем батальоне как на подбор: есть Буряк, есть Семечкин… а замполит мой был Колокольчиков.
— А почему — был?
— Убили его сегодня, — просто сказал комбат и отвернулся.
Пришли ординарец и Никипелов.
— Ну-ка, Ягодка, сообрази нам поужинать… Немцы рождество не допраздновали, — обратился комбат к Путивцеву и Никипелову. — Не дали им допраздновать… Елку вон даже, видно, из Германии привезли. Чудно… Искусственная!.. Все у них, видно, искусственное…
Путивцев только сейчас увидел в углу на деревянной полочке маленькую елку. Блиндаж освещался слабо. Вверху торчала лампочка, но она не горела. На добротном дубовом столе коптила «катюша».
Вскоре тут же, на столе, появились мясные консервы, сало и трофеи — голландский сыр, марокканские сардины, швейцарский шоколад, бутылка французского коньяка…
— Вот еще взяли — листок. У меня в батальоне один боец немецкий знает, с немцами на Урале до войны работал, так он сказал, что это молитва солдата… Только вместо бога — там Гитлер! — Комбат протянул Путивцеву листовку, на которой Михаил прочел: «Мюнхен».
Цыганков по жестяным кружкам разлил коньяк.
— Ягодка, давай твою. Ты небось такого коньяка и не пивал?
— А вам приходилось? — спросил Никипелов.
— Да нет, не приходилось, — смутился комбат. — Ну, чтоб этому Гитлеру пусто было!.. Нет, не за это! Давайте моего Колокольчикова помянем… Хороший был парень, веселый, как колокольчик… По русскому обычаю.
Выпили молча, не чокаясь.
— А вы русский? — спросил Путивцев, понюхав корочку хлеба.
— Цыган я…
— Фамилия, значит, у вас соответствующая…
— Точно, соответствует… Фамилию мне эту в детдоме дали… Ни отца, ни матери я не помню, не знаю. В детдоме знали только, что я из цыган. И вроде дразнили так: Цыган. А потом это стало моей фамилией… Слышал я, товарищ батальонный комиссар, что немцы цыган расстреливают? Это правда?..
— Не только цыган, — ответил Путивцев.
— Ну, меня они не возьмут, — с загоревшимися злостью глазами сказал комбат. — Что-то этот чертов коньяк меня не берет… Давайте нашей хлебнем. До утра еще далеко. В Краснодаре купил. Держал до случая. Ягодка!..
Ординарец достал бутылку водки.
Водка приятно обожгла горло, потеплело в желудке. Разыгрался аппетит. Все пошло: и свое, и трофейное. Уже заканчивали ужин, когда снаружи послышались выстрелы.
— Ну-ка, Ягодка, узнай, в чем там дело!..
Ординарец мигом исчез. Быстро вернулся:
— Немца поймали… — От удивления у ординарца глаза стали круглыми.
— Кто поймал? Где?..
— Та тут недалече, в канаве, кажись…
— Разрешите? — В блиндаж ввалился младший командир с тремя треугольниками в петлицах. — Товарищ комбат, разрешите доложить? Немца взял, живьем…
— Везет тебе, Скоробогатов… В бою отличился и теперь вот… Как же ты взял его?
— Отошел по нужде, подальше. |