Дядя Вася стоял у своего рабочего места, смотря сквозь мир с презрительной тоской остекленевшими, как у кошки на заборе, глазами. Летом у него почти не было работы. Вокруг подобрался такой удивительный народ, который имел привычку чистить туфли только перед посещением театра или собственных похорон. Работа у сапожника закипала с наступлением холодов, когда люди доставали из шкафов обувку и проверяли ее готовность к предстоящему снежному сезону, густо посыпанному солью. Осенью эту будку окружали таким плотным кольцом, как будто дядя Вася наливал не только себе, но и всем желающим.

Давно исчезла эта будка. И другие будки тоже. Сперва они пропадали как-то незаметно. На углу нашего квартала их было три, примыкающих друг к другу почти вплотную: газ-вода, сапожная, галантерея. Их давно уже нет. Последнюю будку, с газ-водой, вместе с другими, выжившими на нашей улице, ликвидировали в семьдесят девятом году. Как будто чувствовали, что скоро дефицитом станет газ-вода, не будем вести речь за носки. А тогда страна готовилась к Олимпиаде, ожидался мощный поток зарубежных гостей, а тут будки портят вид героического города. Чтобы они не смущали взора потоков туристов, одни будки снесли, зато построили другие, фундаментальные. Но в порту. А как же, столько иностранцев приедет, где на всех туалетами запастись, пока они до города дойдут? В городе же, дебилу ясно, надписи исключительно на нашем языке: «Во дворе туалета нет» или «Параша на переучете». А по-русски в Одессе туристы, родившиеся за границей, хорошо знают только три слова - «Привоз», «ченч» и «шухер». И вот построили прямо на территории порта сортиры, как тогда казалось, в экспортном исполнении. Правда вместо ожидаемых гостей с долларовым блеском в глазах, прибыли совсем другие; некоторые из таких стран, о существовании которых не все географы знали, но зачем же помещениям пропадать? Их немножко модернизировали, и теперь эти туалеты превратились в кабинеты руководителей обработки флота. Вот что значит улучшенное строительство: хочешь туалет, хочешь - работай. Представьте себе, совсем недавно проходил мимо этого многоцелевого здания с англо-русской буквой «Т», выложенной плиткой на фасаде, и ничего, сидят в них стивидоры, так же сильно напрягаясь над решением производственных задач, как в те далекие годы, когда будка дяди Васи еще никому не мозолила глаза.

В общем, дядя Вася окликнул нас, потому что до вечера было далеко, а нечего делать было уже. В качестве потенциальных клиентов он нас не рассматривал, хотя бы потому, что на летний сезон каждому пацану со скрипом для домашнего бюджета приобреталась пара сандалий, а если через максимум три недели на подошве образовывалась с каждым днем все больше расширяющаяся дырка, так кроме владельца это никого не тревожило.

- Эй, салабоны, что вы там надыбали? - лениво полюбопытствовал дядя Вася, ловко посылая вперед окурок щелчком пальцев.

Гордые обращением самого дяди Васи, мы наперебой стали рассказывать ему о находке. Молчал только Рыжий, ему было стыдно. Обостренный на пакости нюх пасовал рядом с меркантильными соображениями. И дядя Вася решил помочь нам вскрыть банку. Зайди к нему сейчас самый захудалый клиент, пусть босиком, зато со шкаликом, лететь бы нам в обнимку с этой банкой аж До самого мусорника во дворе. А так повезло, свободного времени у сапожника было не меньше, чем у комсомольского лидера после проведения отчетно-выборной кампании. И дядя Вася ловко вскрыл таинственную банку чуть вздрагивающими от трудового переутомления пальцами.

Он отбросил в сторону вату, плотно прижимавшую находившееся в банке, и нам стало ясно отчего банка не издавала ни звука: между рядами аккуратно сложенных монет были ваточные прокладки, тугие, надежные.