– Почему же ты мне не сказал?

– Вот, говорю.

Сержант Трой едва успел прижаться к распахнутой двери – Барнаби с кружкой в руке тут же рванул из кабинета. «И стоило так заводиться», – подумал Трой, умолчав об этом из человеколюбия. Ребята уже посмотрели видео, так что никто не ляпнет при начальнике, что оно совершенно бесполезно. Моргнуть не успеешь, а этого гада уже и след простыл.

– Давайте включайте! – Барнаби сел, нетерпеливо наклонился вперед, упершись руками в колени, и уставился на дисплей.

Пошло изображение. Серо голубые фигуры людей, нагруженных сумками или толкающих тележки, апатично шаркали по тротуару. Две девочки прошли мимо, держась за руки и хихикая. Отец вынес на плечах малыша. Никто, судя по всему, не понимал, что их снимает камера. Потом на экране появилась черная вспышка – и тут же пропала.

– Что это было? – растерялся Барнаби.

– Наш велосипедист, – сказал Трой.

– А, ч черт! – Плечи старшего инспектора опали. – Ладно, отмотайте назад и нажмите на «стоп».

Они изучали поджарого субъекта, сжимающего руль краденого велосипеда. Велосипед был наполовину на тротуаре, наполовину на дороге, когда тот изготовился запрыгнуть в седло. Даже на стоп кадре и даже со спины было видно, что это атлетического склада человек с развитой мускулатурой.

– Рост и сложение как у Джексона, – заметил инспектор Картер.

– Да уж, конечно, как у него! – зло ответил Барнаби и с шумом отодвинул стул. – Потому что, черт возьми, это он и есть!

– Увеличим изображение, сэр? – спросила сержант Брирли.

– Можно, хотя не вижу, чем это нам поможет.

– Если бы он только смотрел в другую сторону, – вздохнул сержант Григгс. И добавил: – Дьявольски везет этому мерзавцу.

– Рано или поздно везение кончается, – проворчал Барнаби, – любое. Даже дьявольское.

Луиза не сказала брату о том, что была в больнице. Не то чтобы она решила это скрывать, просто помнила, что разговоры о нападении на Энн неизменно вызывали вспышку гнева, которая плавно переходила в обличительную речь против полиции, постоянно преследующей Жакса. А момент, когда она могла просто и естественно упомянуть об этом, давно прошел. Она приехала домой восемь часов назад.

Тем не менее Луиза отозвалась на обращение, которое слышала по телевизору во время ланча. Позвонила из автомата на рыночной площади около почты и описала велосипедиста, не сказав, что узнала его. Она не могла заставить себя сделать это, даже оставаясь анонимной. А так как она не готова была идти дальше и лично опознавать его – отчасти из страха, но главным образом из опасения причинить боль Вэлу, – ее признание оказалось бы совершенно бесполезно. Ей было стыдно, воспоминания о блоке интенсивной терапии жгли и саднили. И Луиза знала, что расскажет все, если Энн умрет, чего бы это ни стоило. Но, конечно, больше всего ей хотелось бы, чтобы Энн выздоровела и сама рассказала полиции, кто на нее напал.

Было несколько тревожных минут, когда Луиза вдруг подумала, а не проберется ли Жакс в больницу, чтобы Энн уже наверняка не поправилась. Этого человека ничто не остановит. Ни охрана у входа, ни персонал внутри. Это все, конечно, очень хорошо, что она под присмотром, как скачала сестра. Но ведь достаточно секунды, когда никого не будет рядом, чтобы выдернуть жизненно важные провода, – и жизнь просто вытечет из Энн. А так как полиция, скорее всего, полагает, что она случайная жертва, то охранять ее не считают нужным. Луиза тут же отругала себя за склонность к мелодраматизму. Насмотрелась фильмов – вот и мерещится что то такое из «Крестного отца». Но картина у нее перед глазами никак не желала бледнеть.

Она позвонила в больницу.