Господи, вот же заноза, зудит и зудит. В обычный вечер он бы последовал за ней на кухню и выдал бы ей по первое число.
Но не сегодня. Потому что сегодня вечер для Чарли выдался далеко не обычным. Сегодня, можно сказать, на стене зажглась огненными буквами пророческая надпись. Сегодня он понесет в своем бумажнике шесть волшебных иероглифов, которые означают «свобода». Он оглядел крошечную комнатку, напоследок похихикал над мягкой мебелью, обитой потертым, рябым от старости кожезаменителем, над дешевым фанерным буфетом и старомодным телевизором в нише. Скоро он распрощается со всем этим. Он уже видел себя в уютном раскладном кресле, покрытом мохнатой шкурой, с бутылкой скотча в руке, крепкой сигаретой «плейерс» в зубах и юной хорошенькой блондинкой на коленях.
Потому что, если есть деньги, можно купить все. А деньги у него будут. О да! Впервые в жизни у него будут деньги. Сначала скромная сумма. Надо действовать разумно. Зачем зря пугать людей? Но там, где он собирался взять эту скромную сумму, есть много больше денег. Ему хватит, чтобы спокойно и безбедно дожить до конца своих дней.
В девятичасовых местных новостях ничего нового о драме у плотины на реке Мисбурн не сказали, а потому клиенты «Красного льва» приписали все телефонному розыгрышу и переключились на более интересные происшествия. На шестерых фазанов, обнаруженных во флигеле старого особняка Гордона Черри. На скандальную историю с чайным сервизом бабушки Ады Лукас, оцененным каким то бродячим торговцем в пятьдесят фунтов, когда и дураку понятно, что это настоящий «рокингем» с клеймом и стоит он все сто.
К закрытию «Красного льва» случай на реке был уже практически забыт. Разбредаясь и разъезжаясь по домам в свете луны, местные жители думали о другом. Так что хозяин заведения сказал жене, цедившей остатки пролитого вина из поддона обратно в бутыль: «Кажется, свою порцию шумихи в этом году мы уже исчерпали».
И это говорит о том, сколь космически ошибается иногда человек.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Энн Лоуренс еще раз оглядела поднос с завтраком для мужа. Слабый китайский чай. Яйцо, которое варилось ровно четыре минуты. Свежий тост. Яблоко. Оксфордский джем «Флора и Купер». В маленькую цветочную вазочку она поставила веточку манжетки.
– Вы не отнесете это наверх, Хетти?
Энн с детства называла миссис Лезерс Хетти, а миссис Лезерс когда то звала ее Энни, или Огуречик, или еще каким нибудь ласковым прозвищем. Но с того дня, как Энн вышла замуж, она таинственным образом сделалась миссис Лоуренс, и никакие уговоры, серьезные или шутливые, не могли заставить Хетти обращаться к ней иначе. Это было бы просто неправильно.
– Конечно, отнесу, – ответила миссис Лезерс и тут же заволновалась. А вдруг викарий (она по прежнему думала о нем как о викарии) откроет дверь в ночной рубашке? Что тогда делать? Или еще хуже…
– Просто постучите и оставьте поднос около двери.
Энн налила себе третью чашку кофе и пошла с ней в библиотеку. Было почти десять, но она решила позволить Лайонелу поспать. Вчера он допоздна обзванивал приюты, хостелы, центры реабилитации для освободившихся из мест заключения, донимая знакомых из службы надзора за условно досрочно освобожденными. Наконец беспокойство за жизнь и здоровье Карлотты перевесило боязнь оскорбить ее, и он позвонил в Каустонское отделение полиции и заявил о пропаже девушки. Дома он долго с отвращением распинался насчет «бездушного и бесчеловечного безразличия» стражей порядка.
Слушая мужа, Энн мучилась чувством вины и отвращением к себе. Ах, если бы можно было повернуть время вспять и вновь обрести свободу духа и безмятежность, прежде сопровождавшие ее по жизни. Какой скучной порой казалась ей такая жизнь. И чего бы она только не отдала теперь, чтобы вернуть ее!
Почтовый фургончик разворачивался, готовясь уехать. |