– Не всегда удобно пользоваться входной дверью. А иногда, войдя в дверь, удобнее уйти через окно.

– Вот что значит юность, растраченная на распутство и кражи со взломом, – сказал Шэффер с укором. – Как вы догадались о сигнализации?

– Даже на самой маленькой станции в багажном отделении хранятся кое‑какие ценности, – терпеливо объяснил Смит. – Но не каждая из них располагает средствами, чтобы держать круглосуточную охрану. Часто сторож, кассир, контролер, носильщик и начальник станции выступают в одном лице. Так что багажное отделение просто запирают. Однако что толку запирать дверь, если грабитель может влезть в окно. Поэтому окно забирают решеткой или снабжают сигнализацией. Раз решетки нет и планка ходит туда‑сюда, ясно, что установлена сигнализация.

– Это для вас ясно, – хмуро сказал Каррачола. – Вся эта фигня с отмычками и сигнализацией. Вы говорили, что служили в Шотландском королевском полку?

– Точно.

– Странную вам там дают подготовку. Очень даже странную.

– Вы хотите сказать – всестороннюю, – беззлобно ответил Смит. – А сейчас давайте‑ка пойдем выпьем чего‑нибудь.

– Это дело, – оживился Каррачола. – Пива, к примеру. Выпью свою кружку одним духом, а то начнешь смаковать, наверняка допить не успеешь. К тому же, глядишь, больше и шанса не будет.

– Хорошее пиво надо пить с умом, – тоном знатока сказал Смит.

Он подождал, пока вышел последний из группы, запер дверь и догнал своих на выходе из здания вокзала. Теперь они шли налегке, без снаряжения. Все были одеты в форму егерского батальона, Смит – в майорскую, Шэффер – лейтенантскую, остальные – в сержантскую. Нельзя сказать, чтобы мундиры были безупречно подобраны, точно так же, как и сама команда. Но на деревенской улице или в переполненном кабачке поздним вечером вряд ли кто обратит на них внимание. Смит во всяком случае на это крепко надеялся.

Они шли по самой обыкновенной улице типичной высокогорной альпийской деревушки. Дома, тянувшиеся по обеим сторонам, солидные бревенчатые строения, видно, уже много лет достойно выдерживали натиск суровых зим и готовы были и дальше столь же надежно служить своим хозяевам. Почти все они были выстроены в виде деревянных шале с серыми навесами и балконами по всему фасаду. Некоторые, более современные, были украшены затейливыми чугунными решетками.

Фонари не горели, но затемнение тоже не соблюдалось. Из незанавешенных окон на дорогу падал свет. Где‑то в южном конце улицы сквозь снежную пыль ярко светили огни, будто парящие в небе. Смит невольно остановился, завороженный этим невиданным созвездием. Его спутники тоже. Эти огни Шлосс Адлера, орлиной крепости, казались невероятно далекими, недостижимыми, как лунные кратеры. Мужчины долго в молчании смотрели на них, потом переглянулись и, не сговариваясь, двинулись дальше. Громко скрипели на морозе их ботинки, в вечернем воздухе плыл пар их замерзающего дыхания.

Главная – и единственная улица была безлюдной. Вполне естественно, что в такую ночь, как эта, жизнь на открытом воздухе замирает. Зато в домах она кипела: из окон доносились взрывы смеха, пение, гул голосов. Колонна запаркованных грузовиков свидетельствовала о том, чьи это были смех и песни. Для проходящих военную подготовку на Голубом озере альпийских стрелков на много миль вокруг был только один центр развлечений. Деревенские погребки были набиты егерями вермахта, армейской элитой. Шэффер уныло сказал:

– Что‑то мне расхотелось пить, босс.

– Ерунда, – подбодрил его Смит. – Естественное смущение перед встречей с незнакомыми людьми. – Он остановился у дверей кабачка под названием «Три короля».