– Как вы себя чувствуете? – спросила Мэри. Вопрос его рассмешил.

– Кажется, кое‑что чувствую, – не сразу ответил он. – А что случилось?

– Они ударили вас вашим же автоматом.

– Вот оно что. – Шэффер понимающе кивнул и тут же пожалел об этом. Он осторожно пощупал кровоподтек на голове. – Должно быть, сотрясение... – Он резко оборвал себя и медленно повернулся лицом к двери. Что там такое?

– Собака. Похоже, собака лает.

– Я так и думал. – сказал он притихшим голосом и как пьяный прислонился ухом к железной двери. – Много собак. И стучат молотом, да не одним. – Он отошел от двери и, спотыкаясь, подошел к тому месту. откуда хорошо было видно Мэри. – А где майор?

– Отправился за ними, – бесстрастно ответила она. – Вспрыгнул на крышу вагончика.

– Так, значит, – Шэффер воспринял известие как нечто заурядное. – И что же дальше?

– Что дальше? – Раздраженная его явным безразличием, Мэри повысила голос: – Была драка, и кто‑то слетел вниз. Не знаю, кто.

– Один из этих. – убежденно ответил Шэффер.

– Откуда вы знаете?

– Майор Смит не из тех, кто сваливается в пропасть. Это кстати, цитата из воспоминаний будущей миссис Шэффер. Наш майор Смит не имеет обыкновения падать с крыши фуникулера. А это цитата из воспоминаний будущего мужа миссис Шэффер.

– Похоже, вы приходите в себя, – заметила Мэри, – Вы, пожалуй, правы. Там кто‑то сидит на крыше, и вряд ли кто из этих...

– А откуда вы знаете, что там кто‑то сидит?

– Вижу, – нетерпеливо ответила она, устав от объяснений. – Луна светит. Да сами взгляните. Шэффер взглянул сам, потер глаза рукавом.

– Должен вам сказать, любовь моя, что я не могу разглядеть даже самого вагончика.

До центральной опоры оставалось метров десять. Поднимающийся снизу вагончик находился примерно на том же расстоянии от нее. Времени было в обрез. Смит оторвался от взрывчатки и приготовился. Вытянув вперед руки, он зацепился за верхнюю балку опоры. Удар был сильным, но он удержался и быстро перебирая руками и ногами, перелез по обледеневшей стальной балке на другую сторону опоры. Крыша вагончика с нижней станции уже начала проплывать мимо. Впервые за эту ночь Смит возблагодарил луну. Сделав еще два неверных шага по скользкой поверхности, он прыгнул на обледеневший трос, ярко блеснувший в бледном свете. Левой рукой Смит придержал трос, правой обхватил его, прижав к груди. Как ни крепко он старался держаться, все‑таки он соскользнул немного вниз, и трос. дернувшись, ударил его по шее, едва не лишив головы. Но ноги уже нащупали крышу вагончика, и он, отпустив трос, рухнул на четвереньки и вслепую нащупал стойку скобы подвески. Несколько долгих секунд Смит не двигался, одолеваемый тошнотой, подступившей к горлу. Потом, когда ему немного полегчало, лег лицом вниз. По мере удаления от опоры вагончик раскачивался все сильнее. Расскажи Смиту кто‑нибудь о том, как вконец обессиленный человек за счет одного инстинкта самосохранения нашел в себе силы продержаться в таких условиях – он бы не поверил. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем силы потихоньку стали возвращаться к нему. Уже привычным движением он сел, привалившись к скобе и стал смотреть вниз.

Вагончик, который он только что покинул, приближался к последней на своем пути опоре. Томас и Кристиансен сидели на полу. Кристиансен сооружал себе повязку на раненую руку. Обе дверцы были раскрыты настежь – как в тот момент, когда они втроем предприняли атаку на Смита.