Он получил также престижную премию Гете, которой отмечают литературные таланты, но так и не был выдвинут на Нобелевскую, несмотря на все усилия принцессы Марии Бонапарт и авторитетных ученых, питающих к нему глубочайшее уважение. Он восхищается немецким литератором, он горд получить это отличие, но наверняка признание мирового научного сообщества стало бы для него наиболее желанной наградой. Однако его теории беспрестанно подвергаются нападкам со стороны коллег, не скрывающих, что не любят евреев.
Таким образом великий, грандиозный Зигмунд Фрейд подписал себе смертный приговор. Попался-таки! Эти евреи, причиняющие вред по всему миру, должны быть уничтожены. Они ничего не приносят роду человеческому, только поганят его самим существованием своего племени. И он немало горд тем, что внес свою маленькую лепту в дело Рейха. Тут от него гораздо больше пользы, чем в университете, хотя ему нравилось заниматься исследованиями, когда он работал над своей диссертацией. Но факультет – место, отрезанное от мира и от настоящей жизни, от войны и от действия, которого он жаждал. Он создает грозные бомбы, которые позволят нацистам захватить другие страны и навести там порядок. Но может также разобрать их на части и критически проанализировать каждую, чтобы определить их достоинства и недостатки. А на досуге он применяет свои интеллектуальные способности в таких сложных делах, как дело Фрейдов: поскольку отец этой новой науки, психоанализа, пользуется поддержкой в высших сферах. Самые высокие сановники партии дали ему понять, что необходимо найти неопровержимые доказательства преступления, позволяющие устранить Фрейда, и чтобы никто не смог упрекнуть их за то, что они это сделали. Они нуждаются в нем, чтобы не позволить Фрейду ускользнуть. Первому встречному такое важное административное задание не доверили бы. И если они остановили свой выбор на нем, то за его интеллект, за его способности к анализу. Он выполнит свою миссию так, как умеет это делать. Теперь у него есть все основания препроводить Зигмунда Фрейда в гестапо и допросить его. И ему хочется поскорее помериться силой с человеком такого масштаба.
Хрупкая женщина с длинными темными волосами, разделенными таким же прямым пробором, как и у ее матери, с глубокими глазами и печальной, словно покорной судьбе улыбкой, на некоторое время застыла. Она боялась этого настойчивого звонка, они все его боялись со времени последнего прихода нацистов. Она знала, что рано или поздно они вернутся, и на этот раз за ними.
– Он стар, – ответила Анна, – и болен…
– У нас приказ комендатуры. Профессор Зауэрвальд желает его допросить.
– Боюсь, это невозможно. Он сейчас не транспортабелен. Если вы настаиваете, я пойду вместо него.
Незнакомец, заколебавшись, в сомнении посмотрел на своих подручных. Один из них нахмурился.
– Я его дочь, – добавила Анна тоном, не терпящим возражений. – И его ближайшая сотрудница. Я отвечу на все вопросы так, словно это он.
– Вам известно, что вашего брата Мартина Фрейда разыскивает полиция? Он делал заявления, направленные против Рейха, и скрывал доказательства, касающиеся издательства Зигмунда Фрейда.
Отец знал о ней все. Он выслушивал ее часами, когда она говорила о своих страхах, неврозах, о наиболее постыдных из своих мыслей, потому что согласно аналитическому пакту должна была поверять ему все, включая свои мастурбационные фантазии. Когда в девятнадцать лет она поехала в Лондон, чтобы совершенствоваться в английском, и встретила там Эрнеста Джонса, отец предостерег ее насчет этого отъявленного обольстителя и сделал все, чтобы помешать их идиллии. В итоге Анна так и не вышла замуж. Ни за Джонса, ни за кого другого, хотя и пережила страстную связь с Дороти Берлингем, разведенной женщиной и матерью четырех детей, которыми тоже занималась. |