Это в данную минуту даже более необходимо, чем снаряды или мясо... Недовольство будет расти, если положение не изменится...
надо, чтобы это было немедленно приведено в исполнение».
В сущности говоря, влияние на военные дела Распутин стал оказывать еще тогда, когда им не был свергнут с поста главнокомандующего его
личный враг Николай Николаевич. О том, что он хотел даже приехать в ставку последнего, помнится, упорно говорили в связи с ответной телеграммой
ему Н. Н—ча: «Приезжай, повешу». Как бы то ни было, нам хорошо известно, какую огромную роль тогда пытался сыграть Распутин при таком, например,
немаловажном событии, как призыв ратников ополчения 2-го разряда в 1915 г. Он хотел, во что бы то ни стало и какою угодно ценой, отменить этот
призыв, внушив Александре Федоровне такие строки к царю (в письме от 10-го июня 1915 г.): «если приказ об этом дан, то скажи Н., что так как
надо повременить, ты настаиваешь на его отмене». — «Прошу тебя, мой ангел, заставь Н. смотреть твоими глазами, — повторяет А. Ф. в письме от 11
-го нюня, — не разрешай призыва 2-го разряда. — Отложи это как можно дальше... Пожалуйста, слушайся Его совета, когда говорится так серьезно. Он
из-за этого столько ночей не спал! Из-за одной ошибки мы все можем поплатиться».
Почему же, спрашивается, так застращал в этом вопросе «старец» своих милых «папу» и «маму», как звал Распутин фамильярно чету Романовых.
— По той простой причине, как оказывается из дальнейших писем Александры Федоровны, что родной сын Распутина тоже числился ратником 2-го
разряда, подлежащим призыву!.. После этого вполне понятно, что сердобольный папаша «столько ночей не спал», замышляя, из-за угрозы своему
детищу, отменить призыв под ружье тысяч его сверстников.
Из этого эпизода как нельзя лучше видно, во 1-х, умение Распутина сочетать народно-государственные дела с частными, поступаясь, в кровных
интересах, первыми ради последних, во 2-х, лишнюю причину к свержению Николая Николаевича, осуществившего призыв ратников, не считаясь с
отцовским чувством о. Григория, и, в 3-х, причину нарастания пацифистских чувств у Распутина откровенно «бухнувшего» через некоторое время, что
«Балканы не стоют того, чтобы весь мир из-за них воевал, и что Сербия окажется такой же неблагодарной, как и Болгария» 88.
Конечно, последнее замечание стоит, помимо сказанного, и в непосредственной связи с неудачным командованием на фронте самого Распутина
(устами Николая II).
Почтенный «старец» разочаровался, по всей видимости, в своих способностях «молитвенного» Бонапарта, несмотря на то, что его вовремя,
казалось бы, и только его одного знакомили с секретнейшими документами военных операций. — «Он (Хвостов), — пишет А. Ф. 3 ноября 1915 г., —
привез мне твои секретные маршруты (от Воейкова), и я никому ни слова об этом не скажу, только нашему Другу, чтобы он тебя всюду охранял».
Что можно сказать, на основании всех этих данных, о положении, какое занимал Распутин незадолго до, своей смерти?
Что можно вообще сказать о роли, какую играл этот «старец» в представлении своих приверженцев?
Сказать, что он был только советником Николая II, было бы неправдой.
Сказать, что, в мистическом смысле, Распутин был посредником между царем и богом, а на самом деле — между царем и народом, было бы
верней, но несомненно преуменьшало бы значение «старца». |