Миссис Брайс уставилась на мужа:

– Гарольд, скажи что нибудь. Мы категорически не разрешаем тебе…

– Вы не можете мне запретить. Я уже завербовалась туда.

– Твой отец сходит в их офис и объяснит, что ты ошиблась. Ты не понимала, на что соглашаешься. Он скажет, что нашел тебе занятие, подобающее девушке твоего круга.

– Нет, мама, ты не поняла. Меня уже зачислили, как зачислили бы в армию или на флот. Я теперь служу государству. Боюсь, отказаться нельзя.

– Крайне безрассудный поступок, Эмили, весьма опрометчивый! – рявкнул мистер Брайс. – О чем ты думала? Видишь, как ты расстроила мать!

– Папа, ты должен мной гордиться. Я буду служить своей стране. Кроме того, я останусь здесь, а не уеду в Европу, как Кларисса, и все это ради вас.

Отец вскочил на ноги. Лицо его побагровело.

– Гордиться тобой?! Моя дочь станет батрачить на ферме, как крестьянка? Мне плевать, что ты там подписала! Завтра же поедешь туда и скажешь, что передумала.

– Нет, не поеду. На самом деле я очень хочу работать. Кроме того, вы не можете мне помешать. Мне уже двадцать один, и я могу решать за себя сама.

– Позволено ли мне будет напомнить, что ты зависишь от нас материально? – прошипел отец. – У тебя нет ни пенни и нет крыши над головой, если не считать этого дома.

– Я получу квартиру, стол и небольшую еженедельную оплату, – ответила Эмили, – и еще форму. – Она решила не уточнять, что в форму входят шаровары, и продолжила уже мягче: – Я не хотела делать вам больно, но вы должны позволить мне идти своим путем. Это совершенно мне не повредит. Меня будут кормить, и я буду выполнять важную для страны работу. А когда война закончится, я поищу занятие, которое вам покажется подобающим.

Мистер Брайс налил себе картофельного супа с пореем.

– Ну, юная леди, вы сделали свой выбор. Теперь отвечайте за него. И не смейте бежать к нам за помощью, если поймете, что не выдержите еще день черной работы или что продрогли до костей, но все равно вынуждены работать под дождем.

– Конечно, папа, – согласилась Эмили и приняла супницу. – Я думаю, это будет интересно.

– Куда тебя направят? Тебе сказали?

– Я буду учиться под Тавистоком, а потом меня должны послать на ферму в Южном Девоне. Недалеко от дома.

После ужина она услышала разговор родителей. Мама все еще порывалась плакать, но отец сказал:

– Могло быть и хуже, Марджори. По крайней мере, там не будет мужчин, и за ней присмотрят. Она будет в безопасности. Война скоро закончится, и девочка вернется домой.

– Надеюсь, ты прав, – дрожащим голосом ответила мать.

Эмили упаковала вещи и отбыла утром в понедельник. Отношения с родителями оставались натянутыми. Мать не говорила ей ни слова и чуть не отказалась одолжить чемодан. Отец согласился отвезти дочь на станцию. Сначала они ехали молча, а потом он сказал:

– Ты должна понимать, что это крайне эгоистичный и неблагодарный поступок. Мы сделали все, чтобы дать тебе хорошее образование. Мы хотели для тебя лучшей доли. А ты разбила матери сердце.

– Папа, а чего ты хотел? – Эмили сглотнула, пытаясь сдержаться. – Чтобы я тихо сидела дома, пока не обнаружилось бы, что с фронта не вернулся ни один человек, достойный на мне жениться? И я бы стала мрачной и одинокой старой девой?

Отец прочистил горло.

– Разумеется, нет. Я понимаю, что ты хочешь расправить крылья и найти свою дорогу. Но можно же было подыскать более подходящее занятие. Я уверен, что кто то из солиситоров,  с кем я работаю, нашел бы для тебя дело в своей конторе, или тебя взяли бы гувернанткой в какую нибудь приличную семью.

– А чем быть гувернанткой лучше, чем фермерской девушкой?! – Эмили поняла, что почти кричит.