Изменить размер шрифта - +

Коль попался Дажелет,
Торопись надеть жилет.
Офицеры поспешили в шкиперскую за тужурками. Рано утром открылись берега:
зеленые массивы нетронутых чащоб, острые зубцы нелюдимых сопок, а где-то страшно
далеко струился к небу тончайший дымок охотничьего костра.
— Россия! — воскликнул Коковцев.
— Вы угадали, — отозвался Чайковский. — Правда, отсюда до нее очень далеко, но
вы правы: это тоже Россия...
Убрав паруса и подрабатывая винтом, втянулись в Золотой Рог; издали панорама
Владивостока даже впечатляла: красный кирпич казарм, ряды причалов, угольные
склады Маковского, разноцветные хибары обывателей и козьи выпасы среди огородов;
возвышались здания прогимназии, штаба командира порта, Морского собрания и
магазин фирмы Кунста и Альбертса. Все это — на фоне беспечального синего неба...
Посланец Балтийского флота звончайше салютовал кораблям Сибирской флотилии.
Коковцев взял бинокль. В окулярах возникла пустынная улица, по ней шла
расфуфыренная дама под зонтиком, за нею маршировал бугай-матрос, неся под локтем
корзину с бельем. С берега громко и радостно крикнул петух. Чайковский снял
фуражку и, подавая пример молодежи, перекрестился:
— Поздравляю вас, господа: вот мы и дома...
* * *
Атрыганьев, первым побывав на берегу, ругался:
— Что за город такой! Отличный цейлонский ананас — две копейки. Соленый огурец —
гривенник. Дохлая индейка стоит пятнадцать рублей, а сотню жирных таежных
фазанов умоляют взять даром... Кто в таких ценах что- либо понимает?
После чистеньких японских улиц здесь даже главная (Светланская) выглядела
проселочной дорогой, покрытой кочками, ухабами и лужами. С трудным бытом
Владивостока мичман Коковцев соприкоснулся сразу же, когда командир послал
раздобыть пресной воды для клипера. Следовало набрать четыре полных баркаса (для
доставки воды шлюпку заранее как следуют обмыли изнутри с песком и мылом). А где
взять? Прохожие обыватели советовали просить воду у знакомых.
— Но мои знакомые остались в Петербурге.
— Поспрашивайте тех, у кого колодцы имеются. А владельцы колодцев руками махали:

— Кораблям воду лучше не давать! Опустят в колодец трубу и выкачивают насосом до
дна, вместе с лягушками. А мы как?
На берегу копошились гарнизонные солдаты в белых рубахах, возводя бруствер для
установки пушек. Коковцев спросил:
— Никак, ребята, вы мандаринов ждете?
— Плевать мы на них хотели, — отвечали солдаты. — У нас на базаре своих
мандаринов не знаем куды девать. Но сказывали, будто англичанка-стерва на энти
края позарилась. Вот и стараемся: пусть тока сунется, все бельма повышибаем!
Командир встретил мичмана вопросом: где вода? Коковцев пытался объяснить
положение в городе, но получил ответ:
— Меня это не касается. Вода должна быть... Принарядившись, офицеры клипера
беззаботной гурьбой отправились во владивостокское Морское собрание. На
Светланской им встретились черные дроги: горожане хоронили инженера-самоубийцу.
Провожавшие покойника объясняли:
— Здесь это бывает частенько! Не все выдерживают. Что вы хотите? Иногда ведь
газеты четыре месяца не приходят...
В гардеробе, стоя перед зеркалом и уточняя на белобрысой голове прямоту
идеального пробора, Эйлер сказал:
— Ты, Вовочка, не внимай Атрыганьеву с особым решпектом. Атрыганьев, мало того
что барин — он еще и циник.
— Отчасти — да, я согласен, Леня. Но минер похож на рыцаря старинного и могучего
ордена, вроде Маль тийского.
— Каста! — ответил Эйлер (проницательный). — Атрыганьев не понимает, как близка
гибель его и ему подобных.
Быстрый переход