|
Трудно сообразить, куда русская казна девала полтину, но четвертак от налогов, это уже точно, расходовался на флот! Либеральная интеллигенция судила-рядила, что Россия, мол, страна сухопутная, достаточно иметь сильную армию, а флот «дорогая игрушка». Высказывая такое мнение, люди не понимали, что повторяют сказанное до них — врагами России, желавшими ее ослабления. Коковцев полагал, что прежде надобно переломить в обществе отрицательное отношение к флоту, а затем разумною пропагандой привлечь к флоту всенародное внимание. Он читал публичные лекции в «Лиге обновления флота», ратовал за морские экскурсии для простонародья — без выпивок и гармошек, за школы на кораблях для мальчиков, за устройство выставок о жизни моряков. Ольга Викторовна вернулась из клиники Бехтерева — тихонькая, небывало ясная, очень ласковая, с лучистыми глазами, источавшими на всех супружескую и материнскую нежность. — Владечка, — сказала она, — я все переживу. Но об одном умоляю тебя: никогда-никогда не оскорби ты любви моей. — Дорогая, меня об этом и просить не надо. — Если б было не надо, я бы и не просила. * * * Коковцев числился в штатах флота «состоящим» при морском министре, вроде чиновника особых поручений при губернаторе. После Цусимы плыть некуда, ибо и кораблей не стало. Теперь казна подкармливала на будущее девять адмиралов, шестнадцать вице-адмиралов и двадцать пять контр-адмиралов. Их содержали не столько для глобальных походов, сколько ради утрясения разных вопросов. Иван Михайлович Диков был интересен в суждениях: — Меня иногда всякие психопатки в очках спра шивают: «А зачем вам флот?» Я вежливо отвечаю: «А затем, чтобы всякие дуры не задавали идиотских вопросов». В самом деле: для чего флот? Нападать или защищаться? Культурное человечество, в отличие от крокодилов, нуждалось более в самообороне, нежели в нападении. Это сложный вопрос: флот ради агрессии или флот ради самозащиты? Но в споре о том, кто, победит, дредноуты или подводные лодки, я участвовать на старости лет не желаю, ибо этот вопрос разрешит только война. — Мне думается, — отвечал Коковцев, — что стремление флота к обороне объяснимо еще и географическим фактором. Морские нации не боятся дальних плаваний, длящихся иногда годами, они менее подвержены тоске по семьям, их жены легче переносят разлуку с мужьями. Моряки же стран континентальных более привязаны к земле, отсюда, мне кажется, возникли броненосцы береговой обороны, мониторы и канонер ские лодки... Вы простите, если я вдруг сказал ересь. — Ересь! Но я вашу ересь продолжу. Солдат служит три года, матрос табанит пять лет. Попробуйте уговорить новобранца из деревни Сивухи, что пять лет морской службы на свежем воздухе и в здоровом движении заманчивее и полезнее трех лет пребывания в казарме, пропахшей г..., капустой и портянками. Я буду благодарен вам, — сказал Диков, — если вы эту ересь разовьете для практического употребления... Благодаря близости к министру, Коковцев вскоре стал свидетелем борьбы высших инстанций империи, и эта борьба наглядно выявила перед ним слабости монархии. Далекий от осуждения царизма, контр-адмирал не стал делать радикальных выводов, хотя поводов для возмущения было достаточно. Финансы решали все! Но они-то как раз и не могли ничего решить, ибо царская казна имела бюджет с хроническим дефицитом. «Это примерно так же весело, — говорил Диков, — как если бы я проедал в день больше, нежели зарабатывал в неделю. Но мне плевать на их дефицит!» Именно Диков, стоящий на пороге могилы, проводил в жизнь «Большую программу кораблестроения», нуждающуюся в пяти миллиардах рублей. |
