|
Так что унывать было рано: и семье хватит, и на Ивону останется! * * * При свидании с нею он рассказал очень мало: — Кроме одиночек из штаба Рожественского, больше никто из экипажа «Князя Суворова» не уцелел... Никто! Думаю, что ты, конечно, права, решив вернуться в Париж. Коковцев как бы снова оглянулся с «Буйного» назад -в Цусиму, там виднелась большая дыра в броне, из разломов которой сквозняк пожара выбивал купол яркого пламени, — вот и все. Он сидел в эйлеровской квартире, хозяин которой наивно смотрел на Коковцева из рамочки, обвитой ради приличия траурной ленточкой. — Скажи, он тебе никогда не мешает? — А тебе? — спросила Ивона. — Не скрою, что иногда мешает. — Но я ведь никогда не была с ним счастлива... Коковцев об этом и сам догадывался. Через приоткрытую дверь он видел обширную спальню, две кровати под балдахином с кистями, а на боковом столике — американскую машинку «ундервуд». Ивона пояснила, что взялась перепечатывать роли для актеров французской труппы Михайловского театра. — Ты разве нуждаешься в деньгах? — Нет, я нуждаюсь в другом... Эти кровати и лист душещипательной драмы Викториена Сарду, заложенный в машинку, наводили Коковцева на подозрения: — Кажется, я опять что-то потерял... Ивона отлично распознала подоплеку его досады: — Наверное, легко терять то, чего не имеешь. — А если бы имел? — Тогда и теряй. — Ивона полулегла на кушетку, и Коковцев мельком заметил овальный выгиб ее бедра. — Я шучу... А ты? — спросила она, не меняя позы. — Я тоже. — Коковцев встал, затворив двери в спальню. — Я отвык от театра, — сказал он. — Карты ненавижу. Люблю рестораны да еще кегельбан Бернара на Васильевском острове... Кажется, и сегодня я проведу там вечер. — Adieu, mon amiral, — сладостно зевнула Ивона. В кегельбане он повстречал Ивана Михайловича Дикова: новому министру было далеко за семьдесят, но он не потерял четкой ясности ума, был деятелен и бодр, становясь неким пугалом для имперской кубышки, ибо на воссоздание флота желал исхитить более двух годовых бюджетов. — Вы еще не получили должности? — спросил он. — Вроде бы есть вакансия минера в Либаве. Коковцев сказал, что в Петербурге его сейчас удерживает болезнь жены. — Гибель сына надломила ее... это все Цусима! — Положите жену в клинику Бехтерева. — Не придумаю, как предложить ей это? — Так и скажите, что вы здоровый мужчина, а она больная женщина, — чересчур жестоко рассудил старец. * * * Ольга Викторовна, отослав прислугу, еще не ложилась. — Владечка, тебе надо покушать, — хлопотала она. Коковцев повесил на раскрылку в передней свое адмиральское пальто, влажное от апрельской непогоды. — Спасибо. Я только что от Бернара. Выпил, прости. В его отсутствие было всего два звонка. — Один из японского посольства. Деньги, которые ты переслал на имя Пахомова, вручены его сыну... старик умер. А потом телефонировал какой-то Александр Колчак. — Я знаю трех Колчаков на флоте, и все они Александры: Александр Федорович, Александр Васильевич и Александр Александрович... Так какому из них я понадобился? — Тому, который просил тебя зайти в морской генштаб. — Тогда это второй, он тоже прыгал на костылях. — Тебе под «шпиц» пришло письмо из Испании. — Откуда? — поразился Коковцев. — Из Мадрида... Итак, предстояло знакомство с Колчаком. |
