|
Коковцев еще не мог прийти в себя: — Мне приснилось, будто сахар растаял, я сунул палец под эту проклятую пружину и держу ее. Держу, держу... Это был кошмар! А ты, кажется, курила? — принюхался он. — Только одну. Больше не буду. Ложись. — До сна ли тут после всего... Прошлепав до буфета, Коковцев выпил коньяку. — Надо бы провести сюда телефон, — сказал он. — А то живем как в лесу. Может, я нужен в Порккала-Удд? А может, ледоколы уже начинают ломать там лед? * * * Зима прошла словно сон, лед на Балтике посерел. Вот и отсвистали на кораблях первые весенние дудки боцманматов: — Вино наверх! В палубах прибраться! Ходи веселее! Сейчас и пообедаем. Баталеры бережно, будто мать — родную дитятю, тащут ведьму-ендову с водкою. На камбузе заградителя «Енисей» коки готовят пробу для начальства: — Снизу, ты снизу черпай, шалява! Штобы с мясцом попалось... подцепляй яво! Да жирком сверху прикрась... во! На флоте все делается четко и ясно. Без выкрутас. — Проба готова, ваше благородие! — вахтенному офицеру. — Проба готова, ваше высокоблагородие! — командиру. — Проба готова, ваше превосходительство... Последнее обращение касается уже Коковцева; ложкой он размешивает на дне гущу и, выудив из тарелки мясо, будто опытный тральщик забытую Богом мину, схлебывает одну жижу. А пока он вникает во вкус борща и каши, подчиненные отдают ему «честь», имея при этом на лицах сострадательное благоговение, ибо — не секрет! — не только ему, адмиралу, но и всем иным жрать хочется. Ну прямо спасу нет... — А лавровый лист? А перец? Не чувствую. Передайте кокам, чтобы впредь не жалели. Впрочем, обед хорош. На минзагах Порккала-Удд бьют склянки: поддень! «Команде пить вино и обедать», — заливаются дудки... Вдоль шканцев тянется длинная очередь серых голландок и парусиновых штанов — к ендове. Вскидывается голова — кувырк, и нет чарки. Недреманным ястребиным оком следят боцманматы за порядком в поглощении казенной, от царя-батюшки, водки. — Эй, эй! А ты чевой-то по второму разу подбегнул? — Христом-богом, пошто забижаете? Я ж по первой. — Осади! Осади, тебе говорят... — Христом-богом! Спросите кого угодно. Или уж я зверь какой? Я ж и сам понимаю, что по две сразу нельзя. — А я тебе по-хорошему вдолбачиваю — уйди от греха. — Да я вить... хосподи! Побожиться могу. — Ежели не отвернешь, чичас тебя в книжку карандашиком вставлю. До конца службы из гальюнов не выберешься... Весело живется на флоте. Даже очень весело. Хотя люди тут как люди. То ласковы. То сердиты. В кают-компании «Енисея» рассаживаются офицеры: — Что у нас тут сегодня? Суп из тресковой печени, филе из барашка с картофелем, мокко со сливочным тортом. О, как все это осточертело. Хорошо бы гречневой каши со шкварками! Эссен поторапливал людей, доказывая: «Делать хорошо можно лишь то, что делаешь не от случая к случаю, а постоянно». Посему он выслал к Порккала-Удд ледоколы, которые обкололи лед вокруг заградителей, чтобы они скорее вышли на чистую воду. В канале разбитого льда тянулись «Енисей», «Амур», «Ладога», «Нарова», вдруг Коковцев крикнул, чтобы ставили машины на стоп: — И дайте на ледоколы парочку зеленых ракет... «Ермак» и «Петр Великий» с разгону уперли свои бивни в торосы, из разводий удивленно глядели на корабли лупоглазые, балтийские тюлени. В чем дело? Просто Коковцев заметил, что на острове едут в санках финны. |
