|
— Монархический флот Сервера погиб от флота республиканского, а революция никак не виновата в поражении при Цусиме. В этом поражении был виноват только царизм. Обстановка в доме Коковцевых обострилась, и напрасно Ольга Викторовна хлопотала, желая примирить отца с сыном. Конфликт в адмиральской семье не был частным — так определялся, разлом не только семьи Коковцевых, но и многих других семей, где сыновья видели в будущем то, чего не желали видеть их отцы... Владимир Васильевич наивно доказывал Ольге, что во «всем этом свинстве» виновата безответственная интеллигенция, которая, не подумав как следует, разбудила в народе глупые иллюзии, а Керенского с Гучковым надо повесить на люстре Таврического дворца. — Относительно Керенского с Гучковым — я согласен, — говорил Никита. — Потоп лишь начался. Он сметет и всех этих буржуазных выскочек. Неожиданно квартиру огласил долгий звонок с лестницы. — Поздравляю... с обыском! Чего ты расселся? — сказал Коковцев сыну. — Отныне прислуги у нас в доме не водится. Иди и открывай сам. — Кому, папа? — не шелохнулся Никита. — Может, вернулся твой брат Георгий из Цусимы? Наверное, пришел Игорь с погибшей «Паллады»... Ты жив — иди! Никита открыл двери, и на руки ему упала навзрыд плачущая Глаша; за нею стоял вытянувшийся Сережа, облаченный в несуразное пальто с чужого плеча. Никита быстро выглянул на площадку лестницы и подхватил у нее одинокий чемодан. — Это все? — спросил он у Глаши. — Все. Больше ничего не осталось... Она бежала из Уфы — вдовою! Дезертиры застрелили Гредякина, отказавшегося передать по телеграфу запрос о прибытии эшелона — специально для этих господ, для дезертиров. — Куда ж мне теперь? — горевала Глаша. — Я к вам... Уж не оставьте меня. Приютите. Мне больше некуда... — Конечно, — в один голос отвечали ей Коковцевы. Адмирал погладил Сережу по голове и сказал Ольге: — Я просто изнемог. Немного пройдусь. — Ах, Владя! Кто в такое время бродит по городу?.. Ноги сами привели его на Английскую набережную. Горничная встретила адмирала в передней, изумленно оглядывая пожилого человека в форменном пальто, из плеч которого торчали нитки от споротых погон. Квартира мадам фон Эйлер была хорошо протоплена, стол накрыт к ужину, а Ивона даже похорошела. — Надеюсь, твой дурацкий «автомобильный» роман кончился? — Где ты видел автомобиль? — отвечала она вопросом... * * * С обыском нагрянули под вечер сразу трое: пожилой рабочий с наганом, солдат с ружьем и студент-технолог с сильным насморком. Сразу же спросили — есть ли в доме оружие? Коковцев свято хранил бельгийский браунинг, подаренный ему Гогой, и расставаться с ним не собирался. — Нету оружия, — сказал он. — Не верите, так ищите. — Придется обыскать. Ну-ка, Лева, — сказал солдат сопливому студенту, — ты, это самое... пошуруй-ка! Но тут мощной грудью выступила вперед Глаша: — А не дам по шкафам шарить! За что цепляетесь к хорошим людям? Или вам буржуев мало? Пришли не званы, наследили тут с улицы, нагаверзили... А кто вас звал-то сюда? Ей (а не Коковцевым) предъявили ордер на обыск. — Иди, иди... Бог подаст! — отвечала Глаша, разъярясь. Неизвестно, чем бы кончилась перепалка, но тут рабочий с наганом заметил на столе Коковцева два портрета офицеров, обвитые поверху единою черно-оранжевой лентой. — Кто такие? — спросил он Коковцева. |
