|
Коковцев и сам заметил, что Ольга Викторовна снова стала дергаться: это уже не Цусима — это «Паллада»! — Я поеду в Архангельск пока один, там, говорят, живут очень богато, все есть, как до войны, зато нет канализации, и вообще я сам точно не знаю, сколько там пробуду... В порту Архангельска динамо-машины перепутались с брикетами шоколада от Жоржа Бормана, а витки кабелей были завалены ящиками какао от Ван-Гутена. Все это мокло и догнивало в отвратительной бесхозяйственности. Коковцеву с трудом удалось «протолкнуть» часть грузов для флота лишь в начале 1916 года, когда закончилась перешивка железной дороги. На далеком Мурмане возникал новый город и порт — Романов-на-Мурмане, будущий Мурманск, там создавалась «Флотилия СЛО (Северо-Ледовитого океана)». Владимир Васильевич занимался проводкою кораблей через льды и минные банки горла Белого моря, в которое уже совали свои форштевни немецкие крейсера и подводные лодки. Летом этого года Колчак получил от царя орла на погоны и уехал в Севастополь командовать Черноморским флотом. Издалека приглядываясь к событиям в столице, Коковцев не одобрял бешеной карьеры Колчака: — Конечно, тут не столько царь, сколько влияние этих поганых думцев с Гучковым: честный офицер флота делает карьеру на мостиках кораблей, а не в кулуарах Думы... Сейчас Колчак летает на своих «орлах», но посмотрим, где-то он сядет! Его малость утешило в конце года известие, что нашлись на Руси добрые люди, укокошившие Распутина, а вслед за этим телеграфы донесли по всем городам и весям: в Петрограде началась революция, не доставившая Коковцеву никакой радости. — Ну конечно! — рассуждал он в кругу архангельских лоцманов за выпивкой. — И здесь не обошлось без этой Думы... Это прямо какие-то масоны, сделавшие себе «ложу» из Таврического дворца, и оттуда они вертят Россией как хотят... Фронт разваливался, офицеров на Балтике убивали, Ольга Викторовна телеграммой вызвала мужа в Петроград. «Vae victis», — думалось Коковцеву в поезде... * * * Перед Петроградом проводник обходил вагоны: — Которые тута господа офицеры, погоны снять, а оружие спрячьте. Не угодно ли купить красный бантик? У нас есть. И недорого берем — всего гривенник за штуку... Коковцева потрясло, что офицеры охотно покупали бантики, срывали погоны, оружие прятали. Адмиралу объяснили: — Без бантика да с погонами лучше не показывайся... На Николаевском вокзале какие-то люди с угрюмым видом пропускали пассажиров через турникет, офицеров сразу отводили в комендатуру. Коковцев спрыгнул с перрона под насыпь и вывернулся — через запасные пути — на Лиговку, где нанял извозчика, велел ему ехать на Кронверкский поскорее. Где-то в переулках постукивали выстрелы: та-ку, та-ку, та-ку! — Что у вас тут происходит? — спросил он извозчика. — Свобода, — отвечал тот, сморкаясь в рукавицу... Двери открыла больная Ольга Викторовна. — Зачем ты встаешь? Где же прислуга? — Ушла на митинг. Хлопотать о равноправии. — А кухарка? Могла бы она открыть. — Кухарка уволена: чего ей теперь готовить? Коковцев обнял жену, ощутив ее остренькие ключицы. — Я, кажется, пас... с флотом кончено! А что Никита? — Недавно заходил. — Глаша?.. — У нее, пишет, все по-старому. — Для меня не было никакой почты? — Нет. Но я собрала все нумера «Морского сборника»... Из Архангельска, где жители лопались от сала и мяса, от выловленной семги, от привозной сгущенки и банок с ананасами, Коковцев привез в голодающий Петроград толику союзных благ. |
