|
Эта сцена дышала таким спокойствием, была такой достоверной, и не было никаких признаков того, что это лишь прелюдия к кошмару. Но это повторялось каждую ночь, Кларк знал, что сейчас произойдет и в какую сторону надо смотреть. Он смотрел на Зек, на ее великолепное тело, растянувшееся на корме, на укрепленном там лежаке. На ней был купальник, оставлявший мало простора для воображения. Она лежала на животе, глядя в сторону и свесив одну руку в воду. Внезапно она выдернула пальцы из моря, вскрикнула в изумлении и скатилась в лодку. Рука была красной, кровь текла из нее! Нет, она была просто в крови, как будто ее окунули в кровь. И тогда вся команда увидела, что по морю тянется широкая малиновая полоса, вытянутое пятно, как от нефти (или крови?), которое, растекаясь, охватывает лодку своими красными щупальцами.
Откуда же оно появилось? И тут они, посмотрев в направлении, откуда двигалось пятно, увидели то, чего раньше не замечали – облепленный бородавками крабов, из воды, ярдах в пятидесяти от них, выступал, как будто в шутовском салюте, нос затонувшего судна. Нос был увенчан женской головой с оскаленными клыками; из разодранного в крике рта изливалась непрерывным алым водопадом кровь. Как же называлось это судно, с хлюпаньем погружавшееся все глубже в собственную кровь? Кларку не было нужды разбирать все эти черные буквы на его покрытом струпьями борту, одна за другой в обратном порядке исчезавшие в малиновой пучине: О... Р... К... Е... Н. Он и так знал, что это был зачумленный корабль – “Некроскоп”, порт прописки – Эдинбург, подхвативший заразу в странных портах, где он побывал, и осужденный на вечные скитания в океанах крови – пока не канет в эти кровавые пучины. В ужасе Кларк смотрел, как тонет судно, потом вскочил, когда Папастамос схватил копье. Полоса крови позади лодки дымилась и пузырилась – там возилась какая‑то неведомая тварь. Распластавшись на воде лицом вниз, она шевелила своими конечностями или щупальцами, как у медузы. И это вялое медузообразное создание пыталось плыть! Затем Папастамос, очутившийся у борта, метнул копье; Кларк, бросившись к нему, крикнул: “Нет!”, но было поздно... Стальное копье просвистело в воздухе и вонзилось в спину единственного уцелевшего пассажира, и он перевернулся в воде. Его лицо – то же лицо украшало нос корабля – смотрело остановившимися алыми глазами; из его рта изливалась кровь, пока он навсегда не погрузился в воду... И тут Кларк просыпался. На этот раз он проснулся от щебета телефона и вздохнул с облегчением, вырвавшись из наваждения. Несколько мгновений он слушал телефонное чирикание, пытаясь логически осмыслить приснившийся кошмар. Кларк не владел даром толкования снов, но в данном случае все казалось вполне понятным. Зек, нравится ей это или нет, указала пальцем подозрения на Гарри. Что же касается эгейского пейзажа и крови, трудно было считать их неуместными в этих обстоятельствах, учитывая прошлые события. Какой же вывод? Папастамос положил конец ужасу, но это не существенно. Вместо него мог быть любой из команды – любой, но не Кларк. В этом и крылась суть – действие во сне исходило не от Кларка, он и не хотел действовать, даже пытался препятствовать. И теперь, очнувшись, Кларк испытывал те же чувства – меньше всего ему хотелось что‑либо предпринимать. На пятом звонке Кларк снял трубку. Но телефон ненадолго вырвал его из ночного кошмара: он, кошмар, опять был здесь, на другом конце провода. – Дарси? – голос некроскопа был спокойным, собранным и звучал отстранение – таким голосом он до этого не разговаривал с Кларком. – Гарри? – Кларк нажал на своем столе кнопку, чтобы убедиться, что беседа будет записана, потом другую – команда оператору проследить, откуда звонок. – Я надеялся, что ты раньше дашь о себе знать. – Да? Почему? Гарри хорошо отреагировал, и это полностью отрезвило Кларка. |
