Свое собственное мировоззрение Ф. считает соответствующим по складу стилю русского средневековья, но предвидит и желает другие построения, соответствующие более глубокому возврату к средневековью. Основным законом мира Ф. считает второй принцип термодинамики — закон энтропии, взятый расширительно как закон Хаоса во всех областях мироздания. Миру противостоит Логос — начало эктро-пии. Культура есть сознательная борьба с мировым выравниванием: культура состоит в изоляции как задержке уравнительного процесса вселенной и в повышении разности потенциалов во всех областях, в противоположность равенству — смерти» (см.: Вопр. философии. 1988. № 9. С. 114). Культура как антипод смерти — трудно найти более лапидарную и выразительную формулировку.

²⁵ Флоренский 77. Собр. соч. Париж, 1985. Т. 1. С. 201.

²⁶ Цит. по публикации: Хагемайстер М. Р. A. Florenskij. Mnimosti v geometrii. München, 1985. S. 15–16.

²⁷ Флоренский П. Мнимости в геометрии. М., 1922. С. 25. Фактически это было математическое предвосхищение того, что в физике наших дней получило название антимира. «Когда Флоренский, — пишет Л. Г. Антипенко, — работал над «Мнимостями в геометрии», тогда не только ничего не знали о существовании античастиц, но и даже не были разработаны принципы квантовой физики, на основании которых произошло опознание «антиматерии». (Сделаны такие открытия в конце 20-х — начале 30-х годов.) Тем более удивительным представляются нам сегодня его проникновения в грядущие открытия — открытие черных и белых дыр, предсказание существования антимира, или зеркальной Вселенной, сопряженной с нашей Вселенной» (см.: Социально-культурный аспект искусства. М., 1987. С. 19).

²⁸ Кольман Э. Против новейших откровений буржуазного мракобесия // Большевик. 1933. № 12. С. 96.

²⁹ В своих мемуарах «Мы не должны были так жить» Кольман не вспоминает о Флоренском, но у него вырывается любопытное признание, на какую национальную ненависть он был способен в молодые годы. «…Отвратительное, заслуживающее всяческого осуждения националистическое чувство, ничуть не лучше антисемитизма, появилось у меня во время войны к немцам. Я помню такой случай. В 1943 году в Алма-Ате я встретил на улице находившуюся там в эвакуации академика-филолога Лину Штерн, с которой был знаком. Она заговорила со мной на своем родном языке, по-немецки. А я попросил ее перейти на русский язык — немецкая речь была мне просто физиологически непереносима. Лина Штерн укоряла меня — мол, как же я, коммунист, интернационалист, могу так. Ведь немецкий язык — это вовсе не язык Гитлера и Геббельса, а Гёте, Гейне, Бетховена. Я разъяснил ей, что разумом я все это, конечно, знаю, но чувством не в силах ничего с собой поделать» (Кольман А. Мы не должны были так жить. Нью-Йорк, 1982. С. 188).

³⁰ Флоренский П. А. Предполагаемое государственное устройство в будущем //Литературная учеба. 1991. № 3. С. 102.

Глава пятнадцатая

ВРЕМЯ И ВЕЧНОСТЬ

(КАРСАВИН)

У немецких историков бытует поговорка «Wer nichts оrdentliches kann, macht Methodologies («Кто не способен ни на что путное, занимается методологией»).