Она так и сделала, к моей
великой радости. Она выбрала Андриана Хоупа - человека старинного рода,
высокой культуры и прекрасной репутации, он приходится ей кузеном; ты
видел его один раз на Тайт-стрит: с ним Сирила и Вивиана ожидает, я верю,
прекрасное будущее. И твоя мать, раз уж она боялась серьезно поговорить с
тобой, должна была бы выбрать среди твоих родственников кого-нибудь, кого
ты мог бы послушаться. Но она не должна была бояться. Ей следовало бы
смело высказать тебе все начистоту. Теперь посмотри сам, что вышло. Разве
она теперь рада и спокойна?
Знаю, что она во всем винит меня. Я слышу об этом не от тех, кто знаком
с тобой, но от людей, которые тебя не знают и знать не желают. Я часто
слышу об этом. К примеру, она говорит о влиянии старшего на младшего.
Такую позицию она постоянно занимает, когда затрагивают этот вопрос, и
встречает сочувствие, опираясь на всеобщее предубеждение и
неосведомленность. Стоит ли мне спрашивать тебя, какое я имел на тебя
влияние? Ты сам знаешь, что никакого. Ты часто хвалился этим - воистину,
это единственное, чем ты мог хвалиться по праву. Собственно говоря, было
ли в тебе что-нибудь, на что я мог влиять? Твой ум? Он был недоразвит.
Твое воображение? Оно было мертво. Твое сердце? Оно еще не родилось. Среди
всех людей, чьи пути пересекались с моей жизнью, ты был единственным - да,
единственным, - на кого я не мог оказать никакого влияния - ни хорошего,
ни дурного. Когда я лежал больной, беспомощный, в лихорадке, которую
получил, ухаживая за тобой, моего влияния на тебя не хватило даже для
того, чтобы ты дал мне хоть стакан молока, или проследил, чтобы у меня
было все, необходимое больному, или затруднил себя, чтобы проехать до
ближайшей книжной лавки и купить мне книгу за мои же деньги. Даже тогда,
когда я сидел и писал, набрасывая комедии, которым было суждено превзойти
блеском Конгрива, глубиной философии - Дюма-сына и, на мой взгляд, всех
остальных вместе взятых - во всех иных отношениях, - я не мог оказать на
тебя достаточного влияния, чтобы ты оставил меня в покое, а покой
совершенно необходим всякому художнику. Где бы я ни устраивал свой рабочий
кабинет, ты превращал его в обычную гостиную, где можно курить, попивать
рейнвейн с зельтерской и болтать всякую чепуху. "Влияние старшего на
младшего" - прекрасная теория, пока она не доходит до моего слуха. Тогда
она превращается в нелепицу. А когда она доходит до твоего слуха, ты,
наверное, улыбаешься - про себя. Ты безусловно имеешь на это право. Я
узнаю и многое из того, что твоя мать говорит о деньгах. Она утверждает -
и совершенно справедливо, - что неустанно заклинала меня не давать тебе
денег. Я подтверждаю это. Писала она ко мне неустанно, и в каждом из
бесчисленных писем был постскриптум: "Умоляю, не говорите Альфреду, что я
вам писала". Но мне-то не доставляло никакого удовольствия оплачивать все
твои расходы, от утреннего бритья до кэба в полночь. |