— Эй, у тебя нездоровый вид. Отпросись с уроков и дуй домой.

   — Да я нормально себя чувствую, — сказал Рой, хотя на самом деле у него все еще болела голова от Даниных кулаков.

   — Послушай меня, чувак! — горячо прошептал Гаррет. — Плевать, как ты там себя чувствуешь. Ты больной, ясно? По-настоящему заболел, понял меня? Звони маме и вали домой.

   — Ты что-то знаешь?

   — Он будет тебя ждать после седьмого урока.

   — Ну и пусть ждет.

   Гаррет затащил его в туалетную кабинку и запер дверь.

   — Это-то зачем? — пробормотал Рой.

   Гаррет приложил палец к губам.

   — Я знаю пацана из Даниного класса, — возбужденно зашептал он. — Он сказал, Дана собирается тебя отловить еще до того, как ты сядешь в автобус.

   — И что он собирается со мной сделать?

   — Ха! Тебе непонятно?

   — Прямо здесь, в школе? Как?

   — Братишка, я не собираюсь его об этом расспрашивать. Кстати, ты не говорил, что еще и по губе ему заехал.

   — Это не я. Извини, — Рой отпер кабинку и вытолкал приятеля за дверь.

   — Так что ты собираешься делать? — крикнул Гаррет уже снаружи.

   — А что делают в туалете?

   — Да я не про то! Я про сам знаешь кого!

   — Что-нибудь придумаю.

   Но что? Даже если сегодня ему удастся улизнуть от Даны, в понедельник все повторится снова: он будет прятаться, Дана будет его подстерегать. И так день за днем, до самых летних каникул.

   Есть, конечно, кое-какие варианты, но тоже ничего хорошего. Можно пожаловаться завучихе, мисс Хеннепин, только чем она поможет? Вызовет Дану к себе в кабинет и прочтет нотацию, на которую тот плевать хотел? Кто станет принимать всерьез завуча с длинной кривой волосиной на губе?

   Можно сказать родителям, но тогда они перепугаются и заберут его из «Южной тропы». В результате придется ездить за тридевять земель в какую-нибудь частную школу, каждый день носить дурацкую форму и зубрить латынь — если только Гаррет не соврал.

   Третий вариант — еще раз извиниться, изобразив искреннее раскаяние. Но это унизительно, да и смысла нет: Дана все равно не уймется.

   Наконец, можно полезть в драку. Рой был реалист: он понимал, что шансы у него почти нулевые. На его стороне скорость и мозги, но Дана гораздо сильней. Он размажет Роя по стенке.

   Как-то у Роя с папой был один разговор — про драки. «Надо, конечно, бороться за правое дело, — сказал тогда мистер Эберхард. — Но между храбростью и безрассудством иногда слишком тонкая грань».

   Похоже, что драка с Даной Матерсоном проходит по категории безрассудства.

   Рою совершенно не улыбалось быть избитым до полусмерти, но дело не только в этом. Главное — он боялся за маму. Рой никогда не забывал, что он единственный ребенок в семье: если с ним что-то случится, мама этого не вынесет.

   Вообще-то ему не полагалось об этом знать, но у него чуть не появилась младшая сестренка. Мама вынашивала ребенка пять месяцев, но однажды вечером ей вдруг стало плохо, и «скорая» увезла ее в больницу. Когда через несколько дней она вернулась домой, ребенка уже не было, и никто не объяснил Рою, что случилось. Ему тогда было четыре года. Родители так горевали, что он побоялся лезть к ним с расспросами. А через несколько лет один из старших двоюродных братьев Роя объяснил ему, что такое «выкидыш».