— Я знаю, что ты затеял! — ревел лысый. — Знаю твои подлые штучки!

   — Пожалуйста, мистер, отпустите меня, — попросил Рой. — Я просто покормил сов.

   Свекольная краснота вдруг схлынула со щек прораба.

   — Каких таких сов? — сказал он, сбавив тон. — Нет тут никаких сов!

   — Есть, — возразил Рой. — Я сам видел.

   Лысый сильно занервничал. Он придвинулся к Рою вплотную, обдав его запахом жареного лука.

   — Послушай меня, парнишка. Никаких сов ты тут видеть не мог, понял? Ты видел… знаешь кого?.. Дикого цыпленка!

   Рой аж поперхнулся от смеха.

   — Ну вы даете!

   — Точно тебе говорю. Мы тут поразводили этих… карликовых цыплят.

   — Мистер, я видел сову, и вы это знаете. А я знаю, отчего вы так испугались!

   Прораб отпустил велосипед.

   — Ничего я не испугался, — с каменным лицом сказал он. — А ты не видел никаких сов. Теперь вали отсюда и больше не появляйся, если не хочешь загреметь за решетку, как тот пацан, которого я прошлый раз поймал на участке.

   Рой осторожно обвел велосипед вокруг пикапа, вскочил в седло и помчался на полной скорости.

   — Это были цыплята, понял? — завопил лысый вслед.

   — Совы! — торжествующе крикнул Рой.

   Он катил по улице Ист-Ориоль, плоской, как блин «Бабушки Паулы», но представлял себе, что взбирается вверх по крутому горному склону, — это помогало ему быстрее крутить педали. Он боялся, что прораб передумает и ринется за ним вдогонку. Вот сейчас послышатся гудки, ругань, и восьмицилиндровый двигатель пикапа дохнет жаром ему в спину…

   И Рой не оглядывался и не сбавлял темп — вцепившись в руль, он изо всех сил крутил педали. Наконец он достиг вершины воображаемой монтанской горы — и плавно покатился вниз по пологому склону, в прохладу речной долины.

Глава Восемнадцатая

   — Тот самый шкет, что отирался тут на прошлой неделе, — жаловался Дикобраз патрульному Делинко. — Но в этот раз я поймал сорванца!

   Делинко предложил составить протокол, но Дикобраз сказал, что это ни к чему.

   — Я кое-что ему объяснил, так что больше он сюда не сунется, зуб даю.

   Дело шло к полуночи, они стояли на стройплощадке рядом с патрульной машиной. Оба в глубине души были уверены, что настоящий вандал гуляет на свободе, но не спешили делиться друг с другом своими подозрениями.

   Делинко не сказал Дикобразу, что Матерсон до смерти боится аллигаторов и, стало быть, те сортирные аллигаторы — не его рук дело. Не сказал, потому что боялся, что прораб опять разнервничается на ночь глядя.

   А Дикобраз не сказал Делинко про сиденья со строительных машин и про то, что их уперли, когда Матерсон уже был за решеткой, — потому что не хотел, чтобы Делинко зафиксировал эту информацию в полицейском протоколе, который потом попадет в руки какому-нибудь пронырливому писаке.

   Но если не считать этих недосказанностей, каждый из них был доволен, что не придется коротать ночь на стройплощадке в одиночестве. Хорошо, когда рядом есть живая душа.

   — Кстати, я вот что хотел спросить, — сказал Делинко. — Куда подевались те псы, которые у вас тут сторожили?

   — Шавки-то эти? Небось уже добежали до своего Берлина, — уклончиво ответил Дикобраз. — Знаешь, пойду-ка я покемарю. Если чего понадобится — свистнешь, ага?

   — Обязательно, — пообещал Делинко.