– Я не хотел тебя обидеть, Джинкс, – примирительно ответил Терри.

– Обидел! – заявила она. – Еще как обидел!

– Извини, – сказал Терри.

– Рассказывай дальше, Джинкс, – попросила я, чтобы успокоить подругу. – Доскажи про этого Скунса до конца.

– Он почти не разговаривает – разве что, может, с теми, кого собирается убить. А так не говорит, только хрюкает и издает всякие странные звуки. Я точно знаю: папаша рассказывал мне, что знавал одного парня, который удрал от Скунса, спасся чудом. Скунсу заплатили, чтобы тот с ним разделался, Скунс его поймал, привязал к дереву и хотел отрубить ему руки. Дерево стояло над самым берегом, прямо у реки. Дерево было старое, и парень этот, который попался Скунсу, стал рваться и упираться в дерево ногами, не потому, что на что‑то надеялся, а просто со страху. Дерево на вид казалось крепким, а на самом деле внутри было пустое, в нем у корней поселились муравьи и прогрызли его до самого верха. Тот парень рассказывал отцу, что муравьи заползли ему в штаны и кусались, но он не обижался на муравьев, потому как сообразил, что они подгрызли дерево, и он стал упираться ногами еще сильнее и спиной покрепче прижался к дереву, ствол и сломался. Парень рухнул спиной в воду, бревно завертелось, он то оказывался наверху и мог вдохнуть воздуха, то снова уходил под воду. Наконец гнилой ствол совсем развалился, веревки, которыми парень был привязан, с него сползли, и он доплыл до песчаной отмели, отдышался и переплыл на другой берег. Только в итоге парень все равно добром не кончил. Папаша говорил, после того как он рассказал ему эту историю, никто его больше не видел. Все потому, говорил папаша, что у парня не хватило смысла поскорее отправиться на Север или на Запад, он продолжал околачиваться в здешних местах, и Скунс, так рассудил папаша, все‑таки добрался до него. Скунс – он со следа не сойдет, разве что на время прекратит охоту, если ему наскучит, но потом интерес вернется, и Скунс снова пойдет за своей добычей.

Он всегда идет до конца и не отступится, пока не доберется до того, за кем гнался.

– А почему Скунс гонялся за тем парнем? – спросил Терри.

– Понятия не имею, – пожала плечами Джинкс. – Кто‑нибудь заплатил ему, чтобы Скунс разделался с парнем, Скунс с ним и разделался. Должно быть, отрубил ему руки и отнес тому, кто его нанял, а может, и себе их оставил. Почем я знаю? А что уцелело от этого парня, то сгнило в лесу, и никто его больше не видел ни живым, ни мертвым.

Лодка медленно продвигалась к берегу. Мы снова взялись за весла.

– Он там, в лесу, – повторила Джинкс, не желая расставаться со своей страшилкой. – Прячется в густой тени. Другого дела у него нет, ждет, пока его кто‑нибудь разыщет и наймет. Живет в лесу, в палатке из звериных шкур, а вокруг развешаны человеческие кости и стучат на ветру. А когда наскучит на одном месте, он сворачивает свой шатер, все кости в него заворачивает, закидывает за спину и переходит на другое место, там снова разбивает лагерь. Сидит и ждет, пока кому‑нибудь понадобится. Тогда идут к его родичам и просят их сходить в лес и потолковать с ним, потому что никого, кроме своих кузенов, он к себе не подпускает, да и те его опасаются.

– Отчего он стал таким? – спросила я.

– Говорят, родная мать терпеть его не могла, потому что он такой и уродился ненормальный, и, когда ему исполнилось десять лет, в самый день рождения она повезла его кататься по реке, выкинула из лодки и пристукнула веслом по голове.

Но он не сдох, а только обмер, и его выбросило водой на берег. Он стал жить на берегу, прятался в лесу. А потом его мать нашли мертвой – голова пробита веслом, а рук нет, отрублены у запястья.