– Смысл в этом есть, – согласилась Джинкс. – А когда доберемся до Глейдуотера и сядем в автобус, сможем и еды себе прикупить. Всегда хотела взять себе готовый обед. Только вам придется купить его мне – цветных, наверное, в кафешку не пускают.

– Не беспокойся, – сказал ей Терри. – Мы обо все позаботимся. – Он оглянулся на меня и добавил: – Что‑то ты все молчишь.

– Сижу и думаю, стоит ли втягиваться в криминальную карьеру ради билета на автобус и ленча в упаковке.

– Деньги уже краденые, – терпеливо повторил Терри. – Мы никого не обворовываем.

– Если я возьму их, это будет воровство – именно так я это понимаю. Кто крадет у вора, все равно тоже вор.

– Но вор мертв, и наследники его умерли, – рассудил Терри.

– Отец жив, – возразила я.

– Он не в счет, – быстро сказал Терри.

– Почему это? – спросила я.

– Потому что он противный, к тому же, если разобраться, никто не может наследовать краденые деньги. По крайней мере, на законных основаниях не может.

– Приятно знать, что мы действуем юридически грамотно, – поддела я его.

5

Мы оттолкнули лодку от баржи – или, как я предпочитала называть это сооружение, от плота – и стали грести к берегу. Выйдя на землю, мы вытащили лодку, засунули под дерево и засыпали сухими ветками. Не самое надежное укрытие, но уж как смогли.

Прежде чем приняться за дело, мы присели под деревом, вынули карту и повертели ее так и сяк, прикидывая, что же на ней такое обозначено. С тем же успехом могли бы попытаться прочесть текст по‑гречески. Кое‑как мы угадали дом Мэй Линн и реку – кривую, извилистую линию, над которой поднимались знакомые очертания горы. Еще были две толстые линии, а между ними черточки потоньше. Это, мы так решили, железная дорога. Между рельсами красовались какие‑то бугры, и к ним стрелка с надписью «Малкольм Казинс». Что это за бугры, что за «Малкольм Казинс» – мы понятия не имели.

Мы пошли прочь от реки и болота обратно к дому Мэй Линн. Но к самому дому сворачивать не стали, углубились в лес.

Заросли в том месте густые, мы долго продирались сквозь них, карабкаясь на высокий холм. Наконец мы попали на тропу, и она вывела нас из болота в поле, заросшее сахарным тростником. Это был уже не болотный тростник, а тот, который растет на сухой земле, сортом ниже, но тоже ничего. Большое поле, много акров, высокие толстые побеги. Тростник уже слегка лиловел – если такой надломить, сироп внутри окажется сладким.

У меня был при себе перочинный нож. Я срезала стебель на кромке поля, разрубила его на три куска. Пришлось повозиться, зато каждый из нас получил готовый, с содранной шкурой обрезок, и мы принялись жевать и сосать сладкую мякоть внутри. Приятно на вкус, было чем заняться и развлечься на ходу. Наверное, если присмотреться построже, так мы давно уже стали ворами, а не впервые за это брались, напрактиковались в тростниковых полях и на арбузных бахчах. Черт, выходит, я с раннего детства начала криминальную карьеру, но осознала это лишь в тот момент. Ну что ж, пора повышать уровень: крадем деньги, украденные у банка, и отправляемся в Голливуд с банкой, наполненной прахом мертвой и сожженной на костре подруги.

По карте мы вышли к невысоким, подрезанным сосенкам, а за ними тянулась железная дорога. По ту сторону дороги – снова деревья, уже повыше. По большей части орешник и гикори.