|
Его родители даже не слушают нас. – Конечно, юмор – это форма выражения, имеющая большое значение в культурном нарративе, – с сомнением произносит Ванда. – Якоб С. Гудсон написал интересную работу «Почему люди шутят»… – Кажется, она называлась «Люди шутят»? – поправляет ее Энтони. – Ее основное положение… Щеки у меня по-прежнему горят, и я ничего не могу с этим поделать. Мне хочется, чтобы кто-то заговорил об отпуске, или о сериале «Жители Ист-Энда», или еще о чем-то таком. Конечно, я люблю Магнуса. Но я пробыла здесь пять минут, и уже на грани нервного срыва. Как я переживу Рождество? Что, если наши дети окажутся вундеркиндами, я не буду понимать их, и они станут смотреть на меня свысока – ведь я не доктор философии. Пахнет чем-то едким, и я понимаю, что это горит «болоньезе». Стоя у плиты, Ванда распинается об Аристотеле и ничего не замечает. Беру у нее ложку и начинаю помешивать соус. Слава богу, для этого не надо быть лауреатом Нобелевской премии. По крайней мере, я чувствую себя полезной. Но спустя полчаса мы все сидим за столом, и я снова лишаюсь дара речи. Ничего удивительного, что Энтони и Ванда не хотят, чтобы Магнус женился на мне. Они считают меня тупицей. Ужин в полном разгаре, а я не вымолвила ни единого слова. Все это так тяжело. Разговор для меня мука мученическая. –…Главный редактор, к сожалению, решил иначе. Они не будут переиздавать мою книгу. Увы! – жалуется Энтони. Тут я настораживаюсь. В кои-то веки начинаю понимать, о чем речь, и мне есть что сказать. – Это ужасно! – сочувственно говорю я. – Почему? – Им нужна читательская аудитория. Нужен запрос, – театрально вздыхает Энтони. – Да ладно. Все это не имеет никакого значения. – Конечно же, имеет! – с воодушевлением не соглашаюсь я. – Давайте притворимся читателями, напишем редактору, что книга просто блеск, и потребуем нового издания. Я уже начинаю сочинять письмо. Уважаемый сэр. Я потрясена известием, что не будет нового издания этой замечательной книги. Мы напечатаем письма разными шрифтами, отправим их из разных уголков страны. – А ты купишь тысячу экземпляров? – Энтони вперивает в меня ястребиный взгляд. – Я… э… Возможно… – Потому что, Поппи, если издатель выпустит книгу тысячным тиражом и его не раскупят, то положение у меня будет хуже некуда, – скупо улыбается он. – Ты это понимаешь? Чувствую себя совершенно раздавленной. – Понимаю, – лепечу я. – Да… Простите. Встаю из-за стола и начинаю собирать тарелки. Магнус что-то набрасывает на листке и показывает его Феликсу. Он рассеянно улыбается мне, а когда я прохожу мимо, гладит меня по заднице. Но это не поднимает мне настроения. Когда мы снова усаживаемся за стол, чтобы приступить к пудингу, Магнус стучит вилкой по бокалу и встает. – Я хочу выпить за Поппи, – решительно провозглашает он. – Для меня большая радость, что она входит в нашу семью. Она очень красива, а еще заботлива, забавна и удивительна. Мне страшно повезло. Он оглядывает свое семейство, словно пытается понять, все ли согласны с ним, и я благодарно улыбаюсь своему жениху. – Я также очень рад, что мама с папой вернулись домой. – Магнус поднимает бокал. – Мы очень скучали без вас! – Только не я! – встревает Феликс. Ванда смеется. – Конечно, не скучал, чудовище! – И наконец… – Магнус снова стучит вилкой по бокалу, желая привлечь всеобщее внимание. – С днем рождения, мама! И наилучшие пожелания от всех нас. – Он посылает Ванде воздушный поцелуй. Что? Что он сказал? Улыбка застывает у меня на губах. |
