|
Что? Что он сказал? Улыбка застывает у меня на губах. – Ура! – поднимает бокал Энтони. – С днем рождения, Ванда, любовь моя! Сегодня день рождения его матери? Но он даже не намекнул мне на это. У меня нет поздравительной открытки. Нет подарка. Как он мог так поступить? Мужчины такие свиньи! Феликс достает из-под стула сверток и вручает его Ванде. – Магнус! – в отчаянии шепчу я, когда он садится. – Ты не сказал мне, что сегодня день рождения твоей мамы. Ни словом не обмолвился! А должен был сказать! Я в панике. Это моя первая встреча с родителями Магнуса после нашей помолвки, я им не нравлюсь, а тут еще такое. – Сладкая моя, что не так? Почему он такой бестолковый? – Я должна была купить подарок! – шиплю я, пока Ванда восклицает: «Спасибо огромное, Феликс!» – и разворачивает какую-то старую на вид книгу. – А! – беззаботно машет рукой Магнус. – Ей все равно. Перестань психовать. Ты ангел, и все тебя любят. Кстати, тебе понравилась кружка? – Какая кружка? – теряюсь я. – Кружка с надписью «Молодожены». Я оставил ее на столике в прихожей. Мне кажется, она прикольная. – Не видела я никакой кружки. Я решила, что ты подарил мне ту большую коробку с лентами. – Какую большую коробку? – Теперь ничего не понимает он. – Ну, моя дорогая, – со значением говорит Энтони своей супруге, – у меня тут кое-что для тебя есть. Минутку… Он встает и идет в холл. О боже. Нет. Пожалуйста. Нет… – Думаю… – начинаю я прерывающимся голосом, – думаю, я могла… по ошибке… – Какого?.. – доносится из холла голос Энтони. – Чьих это рук дело? Спустя мгновение он появляется в комнате с коробкой в руках. Вид у нее ужасный. Оберточная бумага разорвана, из коробки до пола свисает кимоно. Я чувствую, как горит лицо. С трудом выдавливаю: – Простите… Я думала… думала, это мне. И потому… открыла ее. Гробовое молчание. – Солнышко… – шепчет Магнус и замолкает. – Ничего страшного! – весело щебечет Ванда. – Давай сюда. Мне наплевать на упаковку. – Но здесь было кое-что еще! – Энтони роется в оберточной бумаге. – Где она? И тут я понимаю, о чем он говорит, и скулю про себя. Только я решаю, что хуже быть не может, как убеждаюсь в обратном. И погружаюсь в новые, неизведанные глубины отчаяния. – Я думала… Вы имеете в виду… – запинаюсь я, красная как рак. – Вы об этом? – Высовываю из-под топа краешек комбинации, и все пялятся на него как громом пораженные. Сижу за обеденным столом в нижнем белье будущей свекрови. Это похоже на страшный сон, ты просыпаешься и думаешь: «Слава богу, это не на самом деле!» Все остолбенели с отвисшими челюстями, как на картине «Крик» не помню кого. – Я… я отдам ее в химчистку, – наконец произношу я хриплым шепотом. – Простите. Вечер получился ужасным. Остается только один выход – продолжать пить вино до тех пор, пока меня не охватит полное безразличие или я не отключусь. Ужин закончен, все делают вид, что забыли о комбинации. Они решили обратить случившееся в семейную шутку. И это очень мило с их стороны, вот только Энтони то и дело выдает нескладные, якобы забавные замечания типа: «Откроем шоколадные конфеты? Если только Поппи уже не слопала их». Знаю, предполагается, что у меня есть чувство юмора, но я каждый раз вздрагиваю. Теперь мы сидим на антикварных бугристых диванах в гостиной и играем в «Скраббл». Все Тэвиши сходят с ума по этой игре. |
