Много лет назад с полета на тарне начался поход, приведший впоследствии к разрушению Империи Ара и обернувшийся крахом правления Марленуса - убара убаров. Именно сюда привез я на тарне любимую мной женщину - не завоеванную рабыню, а гордую, жизнерадостную девушку Талену, дочь самого правителя Ара Марленуса; здесь мы впервые разделили с ней ложе нашей любви и выпили общую чашу.

    По щекам у меня бежали слезы.

    Вскоре мы миновали частично восстановленные городские стены и оказались среди цилиндров, многие из которых только начинали строиться. Нас тут же окружили воины на тарнах, несущие охрану города, и я приветствовал их поднятием ладони правой руки - общепринятым в Ко-Ро-Ба знаком приветствия.

    Наконец я был дома.

    А ещё через мгновение я оказался в объятиях отца и своих близких друзей.

    Однако уже по горечи первых взглядов, которыми мы обменялись, стало ясно, что никому из нас ничего не известно о судьбе Талоны, дочери убара убаров, ставшей некогда, несмотря на свое высокое происхождение, вольной спутницей простого воина из Ко-Ро-Ба.

    О тех днях в Ко-Ро-Ба я вспоминаю с нежностью, хотя не обошлось тогда и без некоторых проблем.

    Наверное, и то и другое объяснялось присутствием Элизабет.

    Она уверенно высказывала свое суждение о множестве весьма деликатных социальных, гражданских и политических вопросов, обычно считающихся вне круга интересов женщины, и наотрез отказалась носить скрывающую лицо плотную накидку, как того требовала традиция от каждой свободной женщины. На ней по-прежнему были вызывающе короткие кожаные одежды тачакской девушки, и, когда она с развевающимися волосами шагала по высоким мостам города, на неё оборачивались не только мужчины, что в общем вполне естественно, но и женщины - как свободные, так и рабыни.

    Однажды, столкнувшись с ней на мосту и приняв её за женщину своей касты, девушка-рабыня оттолкнула Элизабет в сторону, освобождая себе дорогу, и тут же, получив ответный увесистый удар маленького, но крепкого кулачка, оказалась лежащей на дороге, прижатой к камням коленом Элизабет.

    -  Ах ты, рабыня! - взвизгнула девушка, не ожидавшая получить столь яростный отпор, и, сбросив с себя прижавшую её к земле Элизабет, снова накинулась на противницу.

    Они с громкими воплями вцепились друг другу в волосы и принялись немилосердно трепать и пинать одна другую, пока наконец девушка не обратила внимания на то, что не видит на неприятельнице стягивающей шею металлической полосы.

    -  А где твой ошейник? - изумленно поинтересовалась она.

    -  Какой ошейник? - с не меньшим удивлением спросила Элизабет, не выпуская при этом из рук волос своей противницы.

    -  Обычный ошейник, - запинаясь, пробормотала девушка.

    -  Я свободная женщина, - ответила Элизабет.

    Силы, казалось, разом оставили девушку, и она медленно опустилась перед Элизабет на колени.

    В глазах её появился ужас.

    -  Простите, госпожа! - воскликнула она, едва сдерживая готовые вырваться у неё рыдания. - Простите!

    Ей было отчего дрожать от страха: наказанием рабу, осмелившемуся поднять руку на свободного человека, служили мучительные пытки, после которых виновного публично сажали на кол.

    -  Встань немедленно! - гневно потребовала Элизабет у распростершейся перед ней на коленях девушки.

    Та неуверенно поднялась.

    Они стояли, не спуская друг с друга глаз.

    -  В конце концов, - не удержалась от смеха Элизабет, - почему только рабыни могут свободно расхаживать там, где им заблагорассудится, и вести себя, как хотят?

    -  А ты разве не рабыня? - спросил у неё проходивший мимо воин, окидывая подозрительным взглядом её одеяние.