Цзяо Дай собрался было что‑то сказать, но судья отрицательно покачал головой.

– Вот я и подумал, ясное дело, на меня все свалят, – бормотал Пэй Чиу. – Ясное дело, бить будут, пока не признаюсь. А потом голову отрубят. А с Су‑ньян что тогда станется? Пошел к амбару, взял тачку да подогнал под окно. Выволок их из кровати. А женщина‑то еще теплая была. Вывалил из окна прямо в тачку. А потом отвез к тутовнику да засунул под кусты, подальше. И залез на сеновал спать. Я так решил: чуть развиднеется, возьму лопату да и похороню их как следует. Утром прихожу туда, а трупов‑то и нету. Исчезли.

– Что? – вскричал судья Ди. – Исчезли?

Пэй Чиу утвердительно закивал головой.

– Исчезли. Я решил, что их кто‑то нашел и сейчас приведет приставов. Побежал домой, завернул серп в хозяйскую одежу. А женским платьем стал оттирать от крови пол да тюфяк на кровати. Потом вижу, тюфяк‑то не оттирается. Тогда завернул все в тюфяк, сволок на сеновал да спрятал под сено. А потом разбудил Су‑ньян и сказал ей, что еще затемно все уехали в город. И все это правда, клянусь, истинная правда, вашество! Не приказывайте пытать меня. Я ни в чем не виноват, вашество!

И в отчаянии он стал биться лбом об пол.

Судья дергал себя за ус. Наконец приказал:

– Вставай, покажешь то место в тутовнике.

Пэй Чиу поспешил подняться, а Цзяо Дай тем временем горячо нашептывал судье на ухо:

– Мы же, судья, встретили этого By на дороге, помните, когда ехали в Пенлей! Пусть скажет о лошадях!

На вопрос судьи, каковы были лошади у Фана и его жены, Пэй ответил, что хозяин приехал на мышастой, а у лошади госпожи Фан была звездочка на лбу.

Судья кивнул и велел выходить.

До тутовника было рукой подать. Крестьянин, показав на купу кустов под деревьями, сказал:

– Вот сюда я и затащил их.

Ма Жун, присев на корточки, внимательно оглядел слой опавших листьев. Подобрал несколько, показал судье.

– Эти темные пятна, должно быть, кровь.

– Вы, оба, хорошенько обыщите рощу, – приказал судья Ди. – Этот пес наверняка солгал!

Пэй Чиу стал клясться и божиться, но судья не слушал его. Задумчиво поглаживая бакенбарды, он сказал Хуну:

– Боюсь, все не так просто, как кажется. Тот всадник на дороге не был похож на убийцу, который хладнокровно перерезал глотки двум людям и удрал с деньгами и лошадьми. По мне, он больше походил на человека, обуянного ужасом.

Через некоторое время затрещали сучья под ногами возвращающихся Ма Жуна и Цзяо Дая. Последний размахивал ржавым заступом. И объявил:

– Там, в самой куще, расчищенное местечко! И вроде как недавно кто‑то копал. Прямо под деревом.

– Отдайте лопату Пэю, – сурово промолвил судья. – Пусть этот пес сам же и выроет, что закопал. Покажите, где это.

Ма Жун раздвинул кусты, и они вошли в тутовник. Цзяо Дай шел следом за крестьянином, а тот, казалось, был совершенно ошарашен происходящим.

Посреди расчищенного места темнела проплешина свежей земли.

– Копай! – рявкнул судья.

Арендатор по привычке поплевал на руки и взялся за заступ. Обнажились замаранные землей белые ткани одежды. Ма Жун с Цзяо Даем вытянули из рытвины тело и уложили на сухие листья. Это был труп пожилого человека с чисто выбритой головой. Из одежды на нем было только тонкое исподнее.

– Буддийский монах! – воскликнул старшина Хун.

– Копай дальше, – приказал судья.

Вдруг Пэй Чиу, выронив заступ, выдохнул:

– Это же он – хозяин!

Ма Жун с Цзяо Даем вытащили из рытвины второе, совершенно обнаженное, тело. Пришлось повозиться, чтобы не потерять почти напрочь отсеченную голову трупа.