Слезы выступили на глазах девушки. Она закричала:

– Да ведь отец меня излупит!

– Слушайте меня внимательно, Су‑ньян, – стал увещевать ее судья. – Сейчас вы находитесь в суде и должны отвечать на мои вопросы. Ваш отец попал в неприятное положение; если вы расскажете мне всю правду, это может облегчить его участь.

Девушка упрямо замотала головой.

– Это не касается ни моего отца, ни вас. Ничего я вам не скажу!

– Говори! Или я тебя угощу! – зашипел старший пристав, поднимая плетку. Девушка вскрикнула от страха и разразилась душераздирающими рыданиями.

– Не распускайте руки! – рявкнул судья на пристава. И оглянулся на своих помощников. Взгляд у него был совершенно несчастный. Ма Жун ответил ему взглядом вопрошающим и ткнул пальцем себе в грудь. Судья Ди некоторое время колебался, затем согласно кивнул.

Ма Жун спустился с помоста, подошел к девушке и начал что‑то тихо говорить. Скоро она перестала рыдать; потом тряхнула головой. Ма Жун прошептал ей еще несколько слов, ободряюще похлопал по спине и вернулся на свое место на помосте, по дороге подмигнув судье.

Су‑ньян утерла лицо рукавом. Потом посмотрела на судью и заговорила:

– Как‑то мы работали вместе в поле, с месяц назад было. Тут мне А Кван и сказал: глаза у тебя, говорит, красивые, а когда мы пришли к сараю пополдничать кашей, он сказал: и волосы у тебя красивые. Отец тогда на рынок был уехамши, вот я и полезла с А Кваном на чердак. Ну… – Она примолкла, а закончила с вызовом: – Ну и что? Ну, была я с ним на чердаке!

– Понятно, – сказал судья Ди. – А кто это А Кван?

– Неужто не знаете? – удивилась девушка. – Да его ж все знают! Поденщик он, на каком дворе рук не хватает, он туда и нанимается.

– Он просил вас выйти за него?

– А как же! Целых два раза, – гордо отвечала Су‑ньян. – А я ему сказала: никогда! Я, говорю, пойду за того, у кого земля своя, – вот что я ему сказала. А на прошлой неделе я ему сказала, чтоб он больше ко мне ночью не лазал. Девушка должна думать о будущем, а мне осенью уже двадцать исполнится. А он, А Кван‑то, говорит: ежели, говорит, ты замуж пойдешь, я не возражаю, но ежели какого полюбовника заведешь, тут я тебе глотку‑то перережу. И болтайте, сколько влезет, будто вор он и бродяга, а меня он очень любил, вот что я вам скажу!

– При чем тут гребенка? – спросил судья Ди.

– Так это тоже он. – Су‑ньян мечтательно улыбнулась. – Как я видела его в последний раз, он сказал мне: хочу, мол, подарить тебе что‑нибудь этакое особенное на память. А я ему говорю: хочу гребенку, чтобы точно такая же, как моя. А он говорит: для тебя все, что хочешь, добуду, весь городской рынок пройду, а добуду!

Судья Ди кивнул.

– Вот и все, Су‑ньян. У вас есть где остановиться в городе?

– Тетка живет у причалов, – ответила девушка.

Старшина увел ее, а судья Ди обратился к старшему приставу:

– Что вам известно об упомянутом А Кване?

– Известный разбойник, ваша честь, – без промедления доложил пристав. – Полгода тому назад заработал в этом суде пятьдесят ударов кнутом за грабеж и избиение старика крестьянина. А также подозревается в убийстве лавочника, имевшем место два месяца тому назад во время ссоры из‑за денег в игорном притоне возле западных ворот. Определенного места жительства не имеет, ночует в лесу либо на дворах и усадьбах, куда бывает нанят на работу.

Судья откинулся на спинку кресла. Некоторое время он праздно вертел в пальцах гребенку. Затем выпрямился и объявил:

– Суд, рассмотрев обстоятельства преступления и выслушав показания свидетелей, установил, что Фан Чун и женщина, одетая в платье госпожи Ку, были убиты ночью четырнадцатого числа этого месяца бродягой А Кваном.