– С другой стороны, – возразил Хун, – женщина сделала все, чтобы Пэй и его дочь не видели ее лица. Стало быть, это действительно была госпожа Ку, которая не хотела, чтобы ее узнали, поскольку, по словам ее брата, они с сестрой часто гуляли в полях и Пэй с дочерью могли знать ее в лицо.

– Это так. – Судья Ди вздохнул. – Пэй видел убитую, но, поскольку лицо ее было залито кровью, не признал в ней госпожу Ку. Если, конечно, это была она! Что же касается монаха, то после полуденной трапезы я сам отправлюсь в Храм Белого Облака и разузнаю об этом человеке побольше. Ты, старшина, прикажи подготовить мой парадный паланкин. А вы, Цзяо Дай, вместе с Ма Жуном постарайтесь сегодня же разыскать и схватить этого А Квана. Вчера вы оба хвалились, что скрутите любого головореза. Вот вам и случай. Между делом загляните и в заброшенный храм, обыщите его. Женщину вполне могли зарыть и там – тот, кто украл труп, не мог уйти далеко.

– Уж кого‑кого, а этого А Квана мы вам, судья, добудем! – ухмыльнулся Цзяо Дай, поднялся и вышел.

Прислужник принес судье Ди полуденную порцию риса на подносе. И только тот взялся за палочки для еды, как вдруг Цзяо Дай вновь появился в дверях.

– Я тут заглянул в камеру, куда мы на время положили оба трупа. А там Тан сидит. Держит мертвого Фан Чуна за руку и плачет, все лицо в слезах. Вот это, надо думать, харчевник и имел в виду, когда говорил, что Тан – он какой‑то не такой. Картина, скажу, просто душераздирающая; вам бы, судья, лучше этого не видеть.

И он исчез.

Глава одиннадцатая

Судья Ди посещает настоятеля храма; он ужинает на речном берегу

Всю дорогу до самых восточных ворот судья Ди молчал.

Только на Мосту Небесной Радуги, переброшенном через протоку, он обратил внимание Хуна на красоту Храма Белого Облака, представшего перед ними во всем своем великолепии. Белый мрамор ворот и голубая черепица крыш сверкали на фоне зеленого склона горы.

Поднявшись по широкой мраморной лестнице, носильщики внесли паланкин в просторный двор, опоясанный широкой открытой галереей. Пожилой монах вышел навстречу прибывшим, и судья Ди подал ему свой красный, немалых размеров ярлык.

– Его святейшество как раз завершает свою полуденную молитву, – сообщил монах и повел их вверх по резным мраморным лестницам через три следующих двора, уступами расположенных на склоне горы.

Четвертый двор завершался крутыми ступенями, ведущими к узкой террасе, высеченной, как показалось судье, прямо в замшелой скале. Журчала вода.

– Там что, источник? – спросил судья.

– Воистину так, ваша честь, – ответствовал монах. – Тому уже четыре сотни лет, как вода изверглась из скалы, когда святой основатель храма нашел на этом самом месте священное изваяние Будды Майтрейи. Само же изваяние хранится в часовне по ту сторону расселины.

Только поднявшись на террасу, судья увидел, что между ней и отвесной скалой зияет каменная щель шириной шагов в пять, а через нее переброшен узкий мосток в три перекладины, ведущий к большому темному устью пещеры.

Судья Ди ступил на мост и заглянул в расселину. На глубине локтей в тридцать среди острых камений бурлил поток. Оттуда веяло восхитительной прохладой. По другую сторону моста в полумраке виднелась золотая решетка и красный шелковый занавес, за которым, очевидно, скрывалось святая святых – изваяние Майтрейи.

– Покои настоятеля – в конце террасы, – молвил старый монах и повел их к небольшому домику с изящно изогнутой крышей, приютившемуся под сенью вековых деревьев.

Он вошел в дом, тут же вернулся и пригласил судью внутрь. Старшина же Хун устроился на прохладной каменной скамье при входе.

Великолепное ложе резного черного дерева, покрытое красными шелковыми подушками, занимало всю заднюю часть комнаты.